Фоний почесал подбородок. Да, вопрос интересный. Вот только как объяснить внуку, что отсутствие единой системы ценностей неизбежно приводит к отклонениям? Когда вместо рационального в сообществе доминирует «я». Или иррациональное! И раскалывает его на отдельные, не связанные между собою части. Ибо только рациональный подход позволяет понять: коллективная выживаемость имеет больше шансов! Все мы единое целое, по этой причине опасно присваивать излишнее, нанося вред собратьям. Но не рановато ли Омику интересоваться такими вопросами? Всему своё время, и внук должен созреть. Что проку в знании, которое не в силах усвоить? Впрочем, сошлюсь на другой пример, и он собрался было заговорить, как вдруг Омик добавил:
– А почему высшая мера?
Фоний едва не поперхнулся! Вот это вопрос, по-видимому, обывательские пересуды зашли в тупик, коль скоро дети стали интересоваться приговором. Правда, в голосе внука прозвучали нерешительные нотки, будто не настаивал на ответе. Ведь в самом деле, устроил деду форменный допрос, пользуясь безграничной любовью. Тем не менее ответить нужно. Вот только с чего начать? И если с эксплуатацией можно повременить, про высшую меру наверняка захочет сию же минуту. Иначе чем ему делиться с друзьями? А это они его отправили, у кого ещё возможность узнать у первоисточника? Вот и нужно оправдать доверие мальчишеского коллектива.
Фоний улыбнулся, разговор, рано или поздно, всё равно возник бы, так что нечего тянуть, и обратился к Омику с вопросом:
– Скажи мне, дорогой внук, когда с друзьями играете в песочнице, часто ссоритесь?
Тот задумался. Ему вспомнился мягкий желтовато-зелёный песок. Он словно ощутил в руках совочек и маленькую лопатку. Точно такие, только разных цветов были у друзей. Омик улыбнулся и ответил:
– Нет. Играть играем, но не ссоримся. Не из-за чего.
Фоний кивнул и, раздумывая о чём-то, предложил:
– А представь, в песочницу пришёл мальчик и хочет с вами поиграть…
Внук внимательно слушал. Он не понимал, куда клонит дед. Фоний тем временем продолжал:
– И вы играете, и ничто не предвещает беды. Вот только этот мальчик зачем-то начертил посреди песочницы линию и сказал, её переступать не нужно.
Омик по-прежнему не сводил с деда глаз, но услышанное не добавило понимания. Видя это, Фоний чуточку сгустил краски:
– Теперь вы с друзьями играете на одной половине, а другую целиком занял он. Но несмотря на то, что места маловато, играете, будто ничего не случилось. И вдруг новичок стал грести песок и с вашей половины! Да так активно, что вскоре у него образовалась горка, а у вас песка осталось немного. Однако этого ему показалось мало, и он предложил вам совсем уйти. Или выполнить его условие, дабы поиграть в песочнице. После такого ультиматума те, кто помладше, заплакали. Им стало обидно, что наглый мальчик и сам не играет, и другим не даёт…
Омик медленно поднялся, очень уж живо представил картину! Он словно услышал детский плач и увидел кривую ухмылку жадины. От злости заходили желваки, а кулаки сжались. Если бы тот сейчас очутился рядом, ему бы не поздоровилось! Омик надавал бы тумаков, а после выгнал из песочницы и больше никогда не пускал.
Но обидчика рядом не было. Вместо него улыбался дед, и внук всё понял! Больше вопрос о высшей мере не возникал. Жадный эксплуататор, как и прижимистый мальчик, попытались присвоить то, чем Главный Программист одарил всех жителей виртуального мира. А за свои поступки нужно отвечать. Так учат дедушка и папа. Вот эксплуататора и удалили, чтоб другим неповадно было. И Омик сделал бы то же самое в песочнице.
Он по-взрослому пожал Фонию руку и вприпрыжку отправился к друзьям. Не терпелось рассказать, что узнал, и пострелять из лука. Они ещё накануне всё приготовили, осталось натянуть тетиву и установить мишени.
Эксплуатация
Когда довольный подробными разъяснениями внук скрылся из виду, Фоний задумался. Сам того не подозревая, Омик затронул болезненную, невероятно сложную тему, и её понимание способно в корне изменить мировоззрение ввиду того, что вероятен слом устоявшихся парадигм с последующей заменой на иные установки. Что случается сплошь да рядом и чем пользуются идеологи разных мастей, подгоняя под свои утопические взгляды целые мировоззренческие теории. Фонию вспомнилась наивность, с какой Омик задал вопрос, и, улыбнувшись, он погрузился в содержимое архива исследовать причину столь болезненного, весьма заразного недуга отдельного индивида. Способного изменить жизнь целого сообщества.