Искусство и его жертвы

Нюся, возвратившись осенью в Киев, поступила на Высшие женские курсы при университете. Их основали еще во время царствования Александра II — в краткий период вольности и надежд, в том числе на принятие Конституции, переход России к конституционной монархии, но потом Александр III это все свернул, растоптал, отменил, заодно и почти что все институтские учреждения для женщин. Курсы возобновились после октябрьского Манифеста Николая II…

Нюся выбрала юридическое отделение. Ей, конечно, было ближе по духу историко-филологическое, но последнее не давало надежд на приличные заработки. А зато служба в нотариальной конторе обещала финансовую свободу, а она, в свою очередь, свободу творческую.

Продолжала писать стихи. Брат Андрей переслал ей в Киев из Парижа номер "Сириуса", где она увидела напечатанным свое стихотворение. Вот оно:

На руке его много блестящих колец —

Покоренных им девичьих нежных сердец.Там ликует алмаз, и мечтает опал,И красивый рубин так причудливо ал.Но на бледной руке нет кольца моего.Никому, никогда не отдам я его.

Мне сковал его месяца луч золотойИ, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:"Сохрани этот дар, будь мечтою горда!"Я кольца не отдам никому никогда.

Подпись: Анна Г.

Это "Анна Г." ее покоробило. Ладно, если просто "Горенко", но возможно, Гумилев имел в виду, что она, выйдя за него, будет Гумилева? Или, негодуя, он имел в виду нехорошее слово на букву "г"? Ни один вариант Нюсю не устраивал. Никаких "г", ни Горенко, ни Гумилева. Мамина девичья фамилия — Стогова. Может, "Анна Стогова"? Да, звучит неплохо. Но не царственно. "Стог", "стожок" и "копна" — слишком приземлено. Бабушка рассказывала, будто их предок — хан Ахмат из Орды. Может быть, "Ахматова"? Симпатично.

Посещала курсы поначалу с энтузиазмом, с интересом постигая историю права и латынь. Но когда пошли чисто юридические предметы, как-то приуныла. Вероятно, все-таки надо было идти на историко-филологическое, там живее вроде бы, не сплошная схоластика.

Забегала в салон художницы Саши Экстер. У нее в студии собирались живописцы, журналисты, писатели. Пили крымские вина и болтали о разных разностях. Заводили романы. Только Нюсе никто не нравился. Сохраняла верность Голенищеву-Кутузову. Или Клаусу? У нее в воображении оба эти образа как-то объединились в один предмет неразделенной любви. Тосковала по обоим, и ни по одному в частности. Кто поймет направление мыслей юной девы, да еще и поэта?

Заходила в церковь. Чаще — в Софийский собор. Прикасалась кончиками пальцев к ледяному мрамору саркофага Ярослава Мудрого. Устремляла взор на мозаику потолка, купола. На Оранту — Богоматерь с воздетыми дланями. И заглядывала в очи Христу. Шевелила губами, умоляя о милости. Он смотрел вроде бы сочувственно.

Неожиданно получила письмо от Гумилева. Он вернулся в Санкт-Петербург и готовит к печати новый сборник своих стихов — "Романтические цветы", посвященный А.Г. Если А.Г., конечно, не против. Предлагал присылать ее поэтические работы для журнала "Аполлон", где он подвизается вместе с друзьями.

Нюся ответила. Кое-что послала из новенького. Всё за подписью "Анна Ахматова". Приглашала в гости в Киев. Можно организовать творческую встречу, выступление литераторов северной столицы, даже билеты продавать. Киевская публика будет в восторге.

Николя написал, что подумает. Он готовится к путешествию в Африку по своей специальности этнографа (обнаружились заинтересованные спонсоры) и надеется по дороге в Одессу, где он сядет на пароход в Абиссинию, задержаться на несколько дней в Киеве. Снова объяснялся в любви. Нюся улыбалась, но надежд не давала.

Летом отдыхала в Крыму. Снова на велосипеде ездила к Ялте и обратно. И на этот раз ей не встретился никто, кто бы жил в Ливадии. Потому что такие встречи не планируются намеренно. Потому что судьба. Видимо, ей не суждено больше говорить с Клаусом. Позвонить ему она не решалась. Параллельные прямые никогда не пересекаются. Глупо даже мечтать. Голенищев-Кутузов и тот не увлекся ею. Им она не нужна. Только Гумилеву. Бедный Гумилев! Он ведь тоже не нужен ей.

Саша Экстер загорелась идеей провести в Киеве литературный вечер, пригласив гостей из столицы. Обозвали мероприятие "Остров Искусств". На него в конце ноября прикатили из Питера Алексей Толстой, Петр Потемкин, Михаил Кузьмин и, естественно, Николай Гумилев. Все такие молодые, амбициозные, озорные. Сибариты и бонвиваны, гедонисты. Обожающие вкусную еду, крепкое питье и горячих барышень. Только Гумилев проводил время исключительно с Нюсей.