Искусство и его жертвы

Он поцеловал ее пальчики, а она другой рукой распушила его завитки на затылке. Тут уж беспокойный шпиц на диване не выдержал и, заливисто лая, бросился защищать хозяйку — он вцепился зубами в правую штанину Сашки и, рыча, начал яростно мотать головой, силясь оттащить гостя. Милюкова попыталась отогнать собаку:

— Фу, Жулька, фу! "Фу!" — я тебе сказала! Как тебе не стыдно? Вот сейчас получишь! Прочь пошел!

Но животное удалось усмирить только с помощью Анны Николаевны, растревоженной криками и лаем. Шпица выставили за дверь, Сашка с грустью осматривал свои брюки:

— Вот ведь жалость какая — потрепал, негодник. Даже если зашить — видно будет. В люди выйти неловко.

— Ничего, ничего, — успокоила его Ворожейкина. — Я сумею подштопать так, что комар носу не подточит.

— К вечеру успеете? — продолжал переживать он. — Мне бы очень хотелось посетить литературный салон.

— Непременно успею, не волнуйтесь, Александр Сергеевич.

— А не выпить ли чаю? — предложила хозяйка. — Время — полдень. До обеда еще четыре часа.

Гости с удовольствием согласились. Статус незаконной жены омрачал жизнь Анны Николаевны в Москве — при контактах с родственниками Пушкина, но в провинции, где подробности личной жизни Василия Львовича совершенно не знали, помогал купеческой дочке чувствовать себя уверенно и общаться с мадам Милюковой на равных, просто и с достоинством. Сашка, мало говоривший с ней раньше, до поездки, с удивлением обнаруживал в названой "тетке" много положительных черт — добрый нрав, но без простодушия, наблюдательность и житейскую сметку, понимание шуток; да и с виду была удивительно привлекательна; честно говоря, сидя за столом и гоняя чаи, сравнивая молодых женщин, он не знал, можно ли одной из них отдать предпочтение; обе были не его дамы, обе принадлежали другим мужчинам, но воображение заставляло думать, что ему тоже помечтать о любви красоток не грех — только помечтать, но поэты часто путают окружающую действительность с фантазиями… Анна Николаевна плохо говорит по-французски, не читала ни Руссо, ни Вольтера, из печатных изданий выбирает только журналы мод, но при этом превосходная рукодельница, кулинарка и поет неплохо, музицирует ладно. Сашка мог бы в нее влюбиться, если бы не дядя. Впрочем, что дядя? Скоро он умрет, и прелестная молодая вдовушка… Ах, нельзя даже думать так, даже мысленно желать дяде смерти. Получается — Прасковья Васильевна? Он окончит Лицей и приедет за ней в Вышний Волочок. Вызовет мужа на дуэль… Надо практиковаться в стрельбе, а не то бывший ротмистр Милюков сам его застрелит…

— Александр Сергеевич, вы не слушаете меня? — обратилась к нему супруга предводителя вышневолоцкого дворянства.

Пушкин-младший вздрогнул и едва не расплескал чай.

— Эскюзе-муа, я задумался…

— Анна Николаевна рассказала, что вы тоже, как дядя, пишете стихи. Это правда?

Он слегка потупился:

— Ну, не так, как дядя… Дядя — настоящий, признанный поэт и печатается в журналах, прожектирует собрать отдельную книжку… Я же — так, пока баловства ради.

— Не хотите сегодня вечером тоже продекламировать что-то из своего?

Сашка испугался:

— Я? При зрителях?! Господи, помилуй! Лучше умереть.

— Полноте, голубчик, будут все свои, строгих критиков у нас нет. А подумайте, как бы вышло занимательно: вы есть продолжение дяди, правопреемник и наследник таланта. Славная династия Пушкиных.

Отрок спросил Ворожейкину:

— Как вы полагаете, Анна Николаевна?

Та ответила без раздумий:

— Полагаю, Василий Львович был бы только рад. Он весьма положительно к вам настроен, говорит — вы большой талант и у вас блестящее будущее.

Молодой человек вздохнул:

— Может, вы и правы — почитать было бы неплохо… В пандан[29] дяде. Но я плохо помню их наизусть, а все рукописи дома остались… Нет, не знаю!

Весь остаток полдника он сидел в задумчивости, совершенно забыв о том, что влюблен в Прасковью Васильевну и отчасти — в Анну Николаевну.

9.

На салон собрались кроме Пушкиных и хозяев человек десять вышневолоцких дворян, в том числе и городничий — Николай Никитич Сеславин, молодой еще человек, лет примерно 35, небольшого роста, но широкий в плечах. Он приветствовал Василия Львовича горячо, взяв его руку сразу в обе свои ладони, а потом тряс несколько мгновений. Говорил: "Мы весьма наслышаны… мы не избалованы вниманием знаменитостей — едут мимо, и никто не хочет задерживаться даже на сутки. Рад сердечно вашему решению…"