Искусство наступать на швабру

– Ну что ж, Константин Филиппович, – сказал Дубов, – спасибо вам за помощь. Если что, я снова к вам обращусь. A пока позвольте откланяться.

* * *

Ведя "Москвич" по вечерним улицам, Дубов переваривал полученную информацию:

"Что ж, теперь мне ясно, почему уцелела "Панорама". Но это, конечно, детали. Разгадка самоубийства бывшего пресс-секретаря президента? Не думаю, что это дело стоит теперь ворошить. Здесь другое – зачем Феликс подкинул компромат, вместо того чтобы его просто пошантажировать? Ответ один – ему нужно было освободить должность для Анны Сергеевны. Хотя и здесь, наверное, все сложнее... Да нет, от Гераклова я узнал в основном лишь то, что и так лежало на поверхности. Чует моя душенька, что более ценные сведения раздобуду у Мешковского..."

* * *

Утром Дубов отправился к рекламному агенту Александру Мешковскому, с которым был давно, хотя и не близко знаком и которого считал кем-то вроде своего общественного осведомителя. Правда, сам господин Мешковский об этом не догадывался. По роду своих профессиональных обязанностей и половых наклонностей Мешковский имел весьма обширный круг знакомств в самых разных слоях и всегда был в курсе событий, в том числе и скрытых от широкой общественности.

Для получения интересующих сведений Дубов обычно заявлялся к Мешковскому с бутылкой водки и, дождавшись вхождения рекламного агента в стадию среднего подпития, начинал расспросы. Правда, по опыту детектив знал, что успеть нужно в сравнительно короткий срок между наступлением средней стадии и тем моментом, когда Мешковский ставил на проигрыватель свою любимую пластинку с Пугачевой, Кобзоном или аргентинским танго и начинал танцевать, ритмично раздеваясь под музыку либо до нижнего белья, либо до полного обнажения – в зависимости от качества водки.

* * *

Чтобы застать господина Мешковского, Василий отправился к нему с утра пораньше. Сыщику повезло – Мешковский был дома один и маялся "после вчерашнего". Увидев в руках гостя бутылку, рекламный агент очень обрадовался и тут же стал накрывать на стол.

– Ну, Сашульчик, я слышал, вами вчера интересовалась московская знаменитость? – приступил Дубов к расспросам после первой рюмки, которую Мешковский мгновенно опрокинул в себя.

– Да, интересовалась, – закусил соленым огурчиком Мешковский. -Очень милая дама. Будь я гетеросексуалом, то непременно за нею приударил бы.

– A если не секрет, о чем вы с нею говорили? – подлил Дубов Мешковскому еще пол рюмочки.

– O, ну она оказалась очень толерантной к моей сексуальной ориентации, не обзывала гомиком и извращенцем, как некоторые из наших с вами земляков. Тем более что и, так сказать, в высших сферах у нас распространены разного рода нетрадиционные виды любви. Помнится, госпожа Чаликова поведала мне об одном пикантном случае из московской хай-лайф, когда некий министр пришел на свидание к другому министру, а в это время известный транссескуал Марычев... – Хозяин опрокинул пол рюмочки и трясущимися пальцами потянулся за закуской. Воспользовавшись паузой в словоиспусканиях Мешковского, Дубов сказал:

– Ну да ладно, бог с ними, и с московскими министрами, и с Марычевым. Ведь госпожа Чаликова спрашивала вас о сексуальной ориентации некоторых представителей здешней политической элиты, не так ли? – Василий подлил еще пол рюмки. – O ком конкретно – о президенте Яйцыне, о майоре Селезне, о министрах, депутатах парламента?

Мешковский схватил рюмку, выпил и игриво взглянул на гостя:

– A отчего это частный сыщик так интересуется сексуальной ориентацией майора Cелезня? Учтите, душенька, я сам на него глазик положил и надеюсь когда-нибудь залучить к себе в гости.

– Обещаю, что и не посмотрю в его сторону, – клятвенно стукнул себя в грудь Василий. – Так о чем у вас спрашивала Чаликова? Постарайтесь вспомнить. – C этими словами детектив сделал движение, которое можно было понять так, как будто он собирается вернуть недопитую бутылку себе в портфель.

Именно так и поняв жест Дубова, рекламный агент засуетился и изобразил на лице глубокое напряжение мысли:

– Да-да-да... Она что-то спрашивала насчет сексуальной ориентации государственных мужей, но не нынешних, а прошедших.

– Кого именно? – напирал Василий.

– Ну, Рейкина, – нехотя ответил Мешковский.

– И что вы ей ответили? – Дубов налил полную рюмку.

– Ну, ответил все, как было. – Рюмка мгновенно опустела. – Рассказал ей о невинных забавах этого милого прокурорчика.

– И что же именно?

– Ну, то, что он, некоторым образом, коллега Марычева, только груди носит не поверх, а пониз одежды.

– В каком смысле? Откуда вы знаете?

– В том смысле, что Рейкин – типичный транссексуал, любит наряжаться в дамские платья. Помнится, этим еще грешил и незабвенный Александр Федорович Керенский...

Дубов подлил Мешковскому еще пол рюмки:

– Откуда у вас такие сведения?

– Ну, это общеизвестный факт, – выпил Мешковский.

– Что, транссексуализм прокурора Рейкина?

– Да нет, присяжного поверенного Керенского.

– A я спрашиваю о Рейкине. – Заметив, что хозяин уже поглядывает в сторону проигрывателя, гость налил треть рюмки.