Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира

Условия, в которых живет большинство российских граждан, действительно тяжелые. Люди заслуживают лучшей участи. Вместе с тем официальная статистика обманчива. Когда мы слышим (а это действительно случается), что объем производства страны сократился в два раза по сравнению с уровнем десятилетней давности или что реальные доходы резко упали, полезно вспомнить, что экономическая статистика Советского Союза была не более достоверна, чем любая другая официальная информация того времени. Более того, страна, производящая продукцию, которую никто не хочет покупать, и где рабочие на свою зарплату не могут купить нужные им товары, вряд ли может служить образцом экономического процветания. Сравнение уровня жизни в последние годы советской власти с нынешним уровнем по наиболее значимому критерию – реальной платежеспособности населения – демонстрирует некоторый прогресс[83].

С другой стороны, условия жизни очень неоднородны, некоторые люди находятся просто в ужасном положении. Хуже всего после ввода ограничений на государственные расходы пришлось тем, кто получал средства к существованию от государства. В стране возникла большая задолженность по выплате заработной платы и пенсий, а их реальный размер из-за инфляции резко упал. Пожалуй, самый серьезный ущерб был нанесен сбережениям граждан. Как показывает история Веймарской республики в Германии, ничто не подрывает общество сильнее, чем разорение людей в результате потери сбережений.

И все же наиболее красноречиво масштабы бедствия характеризуют не экономические, а социальные показатели, которые говорят о том, что Россия больна и в настоящее время, без преувеличения, умирает. Как заметил один эксперт: «Ни одна промышленно развитая страна еще не переживала столь сильного и длительного ухудшения состояния [здравоохранения] в мирное время»[84]

. Уровень смертности в России почти на 30 % выше соответствующего показателя в последние годы существования Советского Союза, хотя состояние здравоохранение уже тогда было тяжелым. Смертность в настоящее время превышает рождаемость более чем наполовину (около 700 тысяч человек в год). Средняя продолжительность жизни мужчин составляет 61 год – ниже, чем в Египте, Индонезии и Парагвае. Основная причина смерти – сердечно-сосудистые заболевания и травматизм, связанный чаще всего со злоупотреблением алкоголем. Жизнь настолько беспросветна, что бутылка становится единственным утешением.

По всей видимости, больше всего простых российских граждан угнетает не столько разочарование в собственных силах, сколько негодование по поводу того, что небольшая кучка людей похваляется огромными богатствами, приобретенными в результате успешных спекуляций, внутренней торговли, сколачивания картелей и бандитизма. Корни проблемы в том, что в России начала 90-х годов, когда началась реформа, не было среднего класса в европейском понимании этого слова. В царской России сильный средний класс сформироваться не успел, а его немногочисленных представителей большевики выпихнули из страны, разорили или уничтожили.

При коммунистах подобного класса появиться просто не могло, а «буржуазные» ценности, естественно, подверглись осуждению. Конечно, «руководители» были. Однако они являлись государственными чиновниками, а не предпринимателями и собственниками. Именно поэтому знания, средства и положение, необходимые для успеха в первые годы реформ, оказались в распоряжении «класса аппаратчиков».

Процветание такой «элиты» сделало в глазах значительной части россиян само понятие «реформа» подозрительным, а ее сторонников – одиозными личностями. Хотя они и не правы, можно ли винить их в этом?

Под прикрытием формальных меморандумов, заявлений о намерениях, статистических прогнозов и аккуратно составленных балансов шло сражение за власть. В число наиболее серьезных игроков входили: бюрократия; армия, чье бедственное положение порою угрожало безопасности страны; магнаты, прямо или косвенно контролирующие огромные природные ресурсы России, в частности нефть, которую они покупали по дешевке, а потом, получив лицензию, продавали, но уже по несравненно более высоким международным ценам; банки, которые не выполняли ни одной из обычных для западного банка функций, а занимались скупкой акций приватизированных компаний на манипулируемых аукционах.