После завершения холодной войны Вашингтон уже не проявлял интереса к исламистским движениям и не придерживался какой-то конкретной политической линии в работе с ними. Кстати, советские власти предупреждали американцев о возможной опасности, исходящей от моджахедов, еще до вывода войск из Афганистана. Министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе даже пытался убедить государственного секретаря США Джорджа Шульца скоординировать завершение афганской войны, чтобы предотвратить распространение «исламского фундаментализма». Но правительство Рейгана не отреагировало на это[1556]
. Никто тогда не воспринимал исламизм как серьезную угрозу. США видели в исламских движениях в первую очередь союзников по холодной войне и игнорировали тот факт, что, кроме неприязни к коммунизму, их мало что с ними объединяло. При этом известные исламистские идеологи никогда не скрывали своего презрения к «Западу» – либеральный материализм, с их точки зрения, был почти так же опасен, как и советский материализм. Сейид Кутб, главный идеолог «Братьев-мусульман», как-то насмехался над исламской политикой США времен холодной войны: «Ислам, о распространении которого на Ближнем Востоке мечтают США и их союзники, противостоит не колониализму и тирании, а только коммунизму»[1557].Афганский джихад привел к появлению целого поколения исламских экстремистов, организованных в международную сеть и прошедших военную подготовку. Многие иностранные боевики после афганской войны переместились на другие поля сражений: в Боснию, Чечню, на Филиппины. Когда Пакистан в 1991 году призвал иностранных фанатиков покинуть регион, бен Ладен и его последователи отправились в Судан, а в 1996 году вернулись в Афганистан, захваченный талибами[1558]
. В 1990-е «Аль-Каида» начала борьбу с новыми противниками. Сначала это были «нечестивые» и «коррумпированные» режимы арабского мира, затем – прежде всего, после войны с Ираком 1990 года, которая привела на священную землю Аравийского полуострова американские войска, – США и Запад в целом. В 1996 году бен Ладен призвал к джихаду против США, в знаменитом обращении обвинив Вашингтон в империализме, коррупции и ведении кровопролитных антимусульманских войн по всему миру[1559]. Впрочем, эволюция шла зигзагами: в 1990‐е годы «Аль-Каида» уделяла основное внимание ненавистным арабским режимам Персидского залива, но при этом время от времени обращалась и к борьбе против Запада. Вскоре последовали прямые атаки – в их ряду были американские посольства в Кении и Танзании, американский боевой корабль «Коул», территории, наконец, 11 сентября 2001 года. Лишь после нападения на саму Америку 11 сентября ислам снова стал значимой темой для внешней политики и политики безопасности США[1560].На протяжении всего новейшего времени, начиная с эпохи империализма и заканчивая холодной войной и далее, ислам играл значительную роль в политике и стратегиях немусульманских великих держав. Всякий раз, когда последние начинали действовать на мусульманских территориях, их стратеги, функционеры и руководители считали, что ислам имеет большое значение для их политики. Они не только принимали во внимание «чувства мусульман», но и стремились активно использовать ислам – либо ради контроля над правоверными и их умиротворения, либо же в целях мобилизации против своих врагов. За такой политикой стоял целый ряд концепций, которые воодушевляли (немусульманских) политических деятелей и стратегов, военный и административный персонал. Религиозная принадлежность часто выступала важной классификационной категорией. Ислам воспринимался как организованная религия, которая поддается изучению и пониманию. Со стороны казалось, будто мусульманскими общинами управляет слаженная система правил, ценностей, норм и обычаев. Представлялось также, что ислам предлагает четкую систему верований, которую немусульманские государства способны расшифровать и эксплуатировать в политических целях. Более того, возникло ощущение, что требования ислама, которым мусульмане следовали и которые воспринимались как понятные, представляют собой идеальную основу для легитимации власти. Фактически особая религиозная политика представлялась единственным способом контролировать и мобилизовать мусульман, поскольку, с точки зрения немусульманских функционеров, благочестивый мусульманин признавал только один законный авторитет, а именно ислам.
Немецкие попытки использовать ислам во время Второй мировой войны можно рассматривать как эпизод более длительной истории стратегического применения ислама (немусульманскими) великими державами в современную эпоху. По сравнению с другими кампаниями по мобилизации ислама кампания Германии стала одной из наиболее краткосрочных и импровизационных. Однако исходя из географического охвата и интенсивности ее можно считать одной из самых радикальных попыток политизировать и эксплуатировать ислам за всю современную историю.