Испанская хроника Григория Грандэ

– Да, получалось. Во всяком случае, так пишется в этой книге. Он гримировался под араба, носил национальную одежду и даже выдавал себя за мусульманина.

Григорий взял у меня книгу, полистал ее и вернул мне. – Говоришь, гримировался, переодевался? Все это бред. А вот идти в логово врага, если это нужно, мы обязаны, но не для того, чтобы устраивать заговоры и поднимать восстания, а чтобы ликвидировать их. И стараться сделать это без кровопролития. Такая работа благородней, сложней и тоньше. Как ты думаешь?

Не ожидая моего ответа, он задумался, вспоминая что-то, потом встал с постели, зашагал по комнате. По всему было видно, что вспомнилось ему прошлое.

– Да, наш брат многое обязан делать, только совсем не то, что твой Лоуренс. Вот я расскажу тебе одну историю. И была она совсем не так уж давно, года четыре тому назад...

Григорий опять сел на постель, провел рукой по непослушным волосам и начал рассказывать своим ровным глуховатым голосом.

– В Западной Сибири в начало тридцатых годов еще скрывалась в тайге крупная банда. Я получил задание ликвидировать эту банду без кровопролития. В банде было много обманутых людей, которые только и мечтали вернуться домой. Предводитель Боровских – бывший колчаковский офицер из эсеров, на его совести было много невинно пролитой крови. Своих людей держал он в ежовых рукавицах, под страхом жестоких репрессий...

Я слушал Григория прямо-таки затаив дыхание. Меня загипнотизировала фраза "без кровопролития", я не представлял себе борьбы с бандитами иными средствами, кроме оружия.

– Долго я думал над этим и решил пойти к Боровских в тайгу, чтобы поговорить с ним начистоту. Не влиться в его банду под видом единомышленника, а прийти как чекист, представитель Советской власти, с которой он так долго борется. Эго были уже не двадцатые годы. Многое изменилось в сознании людей, окрепла наша власть, и народ безоговорочно шел за ней. Вот я и пошел в тайгу искать Боровских.

– Зачем? – спросил я, пытаясь оценить в полной мере решение Григория.

– Как зачем? Уговорить его явиться с повинной и распустить свою организацию.

Не скрою, для меня подобный ответ был настолько неожиданным, что я с недоверием посмотрел на Григория.

– Чего смотришь? Начальство тоже побаивалось за меня и не соглашалось, но я им все же доказал. Долго я скитался по тайге. Ну, ходил-ходил и все же набрел на резиденцию Боровских. Конечно, меня схватили, скрутили и привели к нему. Я ему без обиняков сказал, что являюсь представителем ЧК и предлагаю явиться в Новосибирск с повинной, чтобы избежать кровопролития и физического уничтожения всей его организации. Очевидно, он был поражен. Это обстоятельство мешало трезво обдумать мое предложение. Возмущение и озлобление взяли верх, и он приказал меня расстрелять...

...Человека три повели меня на расстрел. Отошли мы шагов двадцать, слышу, Боровских кричит: "Посадите его в землянку, да смотрите, чтобы не сбежал. Расстреляем утром!.." Услыхав его приказ, я додумал, что раз утром, то мы еще посмотрим...

Прошла ночь, наступило утро. На рассвете меня никто на расстрел не ведет. Ну, думаю, и не поведут. Прошли еще сутки, и меня опять поволокли к Боровских. Он приказал развязать мне рука и говорит: "Ладна, посовещались мы здесь, я согласен поехать в Новосибирск к представителям Советской власти." Кругом нас стоят бандиты – обыкновенные мужики. По их лицам вижу – надоело им шататься по тайге, осточертело прятаться по таежным буреломам. Это им я обязан жизнью...

Не удержавшись, я перебил его:

– Гриша, но ты ведь шел на верную смерть!

– Не скажи. Нам надо учитывать все факторы, и в первую очередь политические. Уж кого-кого, а нашего мужика я хорошо знал, сам из мужицкой семьи. Ты посуди, тогда мы имели уже полную победу Советской власти, а это значило, что даже самые отпетые в банде люди понимали, что их игра проиграна. Во-вторых, большинство крестьян из повстанческих формирований спали и видели, как бы им вырваться из этой чудовищной западни, куда затащили их обманом. В-третьих, психологический фактор: что могло дать главарю убийство одного чекиста? А Боровских не был дураком. Он понимал, что и без того пролито много крови. Учитывая все это, я надеялся на то, что мне удастся найти с ними общин язык.

– Ну а дальше? – сгорал я от нетерпения, Григорий с улыбкой посмотрел на меня.

– "Слушай, – говорит мне Боровских. – На что ты надеялся, когда шел сюда? Если я сдамся вам, мне же пощады не будет! Как же я на такое могу пойти?!"

"Врать не хочу, – отвечаю ему, – Это не в наших правилах. Судить вас будут обязательно. Но вот если вы сами добровольно сдадитесь и ты выведешь свой отряд из тайги, то суд учтет это смягчающее вину обстоятельство. Это точно".

"А где гарантия?"

"Наше слово и советский закон!"

"Я подумаю! – И, обращаясь к своим: – Уведите пленного!"

Я глянул на него и говорю: "Я не пленный, а парламентер".

"Кто вас разберет – парламентер или разведчик", – отвечает он.

Я засмеялся и говорю, что разведчики так не ходят.

"Я же в открытую. А потом судите сами: пришел я к вам без оружия, зачем же мне бежать?"