Испанская легенда

— Отлично. — Он вроде бы еще что-то хотел сказать, но ограничился этим «отлично».

Я повесила трубку, некоторое время пялилась на аппарат, потом вернулась в ванную. А когда села завтракать, телефон зазвонил вновь. Стоило мне услышать голос Мартина, дыхание от волнения перехватило, как у героинь любимых Настиных романов.

— Это я, — весело сообщил он. — Кстати, как я к тебе должен обращаться? Друзья зовут тебя Белкой, это только им позволительно или мне тоже можно?

— Можно.

— Буду считать это привилегией. Хотя Изабелла звучит ничуть не хуже, у тебя очень красивое имя. И редкое. Очень красивое имя для очень красивой девушки.

— Смотри, перехвалишь. Твое имя мне тоже нравится. И красивое, и редкое.

— Открою тебе страшную тайну, — смеясь, сказал Мартин. — На самом деле меня зовут Мартын. Только не начинай хохотать, я парень обидчивый.

— Мартын?

— Ага. Папа постарался. Так звали моего деда. Папе с именем тоже здорово повезло, по паспорту я Мартын Игнатьевич. Мама, добрая душа, папе отказать не могла, хоть и понимала: имя никуда не годится. По мне, Мартын — это вроде мартышки, только большой. Мама придерживалась того же мнения, отец вскоре сообразил, что свалял дурака, и я стал Мартином, всего-то одна буква, а звучит куда приятнее. И девушкам нравится. Тебе правда нравится?

— Еще как.

— Только имя или я тоже?

— Пытаюсь вспомнить, как ты выглядишь, — съязвила я.

— Самый простой способ вспомнить — встретиться со мной сегодня.

— Не уверена, что получится.

— Это что, какой-то хитрый ход или я тебе и вправду не нравлюсь?

— Предположить такое ты не в состоянии?

— Меня страшит эта мысль.

— А меня самоуверенные парни.

— От моей самоуверенности следа не осталось. Впрочем, не так много ее и было, — вздохнул он. — Просто удачный пиар, не более.

— Мы с Настей собирались кофе вечером выпить, можешь к нам присоединиться.

— А подруга к тебе прилагается или можно все-таки от нее избавиться? Я совершенно безопасен.

— Прилагается.

— Для девушки твоего возраста ты чересчур серьезна. По статистике, замуж проще всего выйти в юном возрасте, когда влюбляешься по глупости.

— Хоть я и блондинка, но замужество далеко не основная цель моей жизни.

— Ужас какой. Ты вообще замуж не собираешься?

— Собираюсь, но не скоро.

— А когда? Я не просто так спрашиваю. Я с корыстным интересом.

— Лет через десять.

— Конечно, я готов ждать тебя всю жизнь, но десять лет — это же прорва времени. Мне будет сорок два, и женишок получится не первой свежести.

— Тебе тридцать два года? — удивилась я, произведя нехитрый подсчет.

— Черт, как глупо прокололся, — вздохнул Мартин. — Теперь я для тебя глубокий старик.

— Ты прекрасно сохранился.

— Но пить кофе со мной ты не пойдешь?

— Пойду.

— Ну, наконец-то. Я собирался выпрыгнуть в окно от отчаяния, уже и форточку открыл. Мне за тобой заехать?

— Приезжай в кафе на Чехова, часов в шесть. Я буду с Настей, мне неудобно откладывать встречу.

— С Настей так с Настей, — еще раз вздохнул он.

Настя, узнав, что скоро появится Мартин, пришла в восторг и пребывала в нем весь вечер. Я от нее не отставала. Мне казалось, что не поддаться его обаянию просто невозможно. Дурацкие выражения вроде «сексуального магнетизма» или «особой энергетики» все еще вызывали у меня ухмылку, но, вне всякого сомнения, у Мартина в избытке присутствовало и то, и другое. Безграничному счастью, которое вот-вот готово было снизойти на меня, способствуя моему окончательному поглупению, препятствовало следующее: во-первых, не только мы с Настей, но и все женщины в кафе разных возрастов, комплекций и прочее откровенно на него пялились, во-вторых, он был взрослым мужчиной, а потому вряд ли мог относиться ко мне серьезно, то есть с его стороны это явно безобидное или не очень дуракаваляние, которое непременно выйдет мне боком. В чем в чем, а уж в этом я была уверена. Где мне удержать такого, как он, когда и с ребятами помоложе и попроще ничего путного не выходило. В общем, к моим восторгам примешивалась большая доля печали. Печаль все нарастала, плавно переходя в тоску по светлому и несбыточному, и я незамедлительно поклялась себе, что пополнять ряды брошенных дурочек не стану, и нашла в этой мысли даже некое утешение.

На следующий день мы вновь встретились, на сей раз к нам присоединился Толик. Мартин не возражал, но иногда я ловила на себе его насмешливый взгляд, и тогда мне казалось, что все мои мысли ему хорошо известны. Я краснела, злясь на себя за это, отворачивалась или начинала язвить. Мартин смиренно принимал эти выпады, что только укрепляло мои подозрения: относиться серьезно ко мне он не в состоянии, для него это всего лишь игра.