О телефонном звонке я рассказала следователю и все пыталась понять, что могла вспомнить Настя. Из милиции мы возвращались вместе с Толиком. Я нервничала оттого, что мне казалось: на следователя мой рассказ особого впечатления не произвел. Он был уверен, что это самоубийство. Я не выдержала и накричала на него. Толик пытался меня успокоить.
— Оттого, что ты так ведешь себя, только хуже, — вздохнув, заметил он.
— Ты что, не понимаешь, это он убил ее.
— Кто, Алекс?
— Да. Она вспомнила что-то важное, и он ее убил.
— Белка, это чушь. Успокойся, и сама поймешь… Как Алекс мог об этом узнать? Прослушивал ее телефон? Или телефон Мартина?
— Почему бы и нет?
— Да ничего она не вспомнила! Ничего такого, что могло бы ему повредить.
— Откуда тебе знать?
— Она мне тоже звонила. Часов в двенадцать. Если честно, я решил, что Настя выпила… такой странной она мне показалась. Спросила, помню ли я случай, когда Алекс поранил ногу. Он якобы наступил на какую-то железяку и проткнул икру насквозь. Вы с Настей ужасно испугались, а он вытащил железяку из ноги, залепил рану подорожником и пошел как ни в чем не бывало.
— Ты это помнишь? — нахмурилась я.
— Нет. И сомневаюсь, что такое было. Родители обратили бы внимание на рану и отвезли парня в больницу. Хотя, конечно, меня могло и не быть в то время на даче, а когда я вернулся, о происшествии уже забыли. В любом случае непонятно, почему ее так взволновало это воспоминание. Ну да, на маленькую девочку это могло произвести впечатление, и она через много лет вдруг вспомнила… Тем более что накануне мы говорили об Алексе. Но почему это так важно?
— У Мартина есть шрам на ноге, — глядя на Толика, произнесла я. — Он сказал, что в детстве упал с велосипеда. Когда мы ездили купаться, Настя видела этот шрам.
Толик резко остановил машину, повернулся ко мне, схватил за руку.
— Белка, это безумие. Это просто коллективный психоз. Ты же не можешь подозревать Мартина. Если ты скажешь, что допускаешь мысль… я сам тебя отвезу в психушку.
— Но у него на ноге шрам, — в отчаянии сказала я.
— И что? Допустим, Настя его видела. А после нашего разговора… ты помнишь, о чем мы тогда говорили? Что дьявол стережет тебя… Беспокойство за подругу завело Настю далеко, она вспомнила то, чего не было. Ты не подумала об этом? А если кто-то подсказал ей эту мысль?
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю. Ничего я не знаю. Но если мы начнем подозревать друг друга… Я уже не в силах понять, во что должен верить. Мы вместе выросли, мы были рядом, а потом вдруг оказалось, что Кешка псих и убийца, а Настя…
— Толик, Настю убили.
— Если и так, то дело вовсе не в этом воспоминании… Она куда сильнее, чем мы, переживала гибель Вики. Они с ней были ближе, чем ты или я. Настя здорово нервничала из-за Кешки, потому что всегда любила его. А еще она любила Мартина. Настя сколько угодно могла твердить, что рада вашим отношениям, но я-то знаю, это причиняло ей боль. Дружба не позволяла признать очевидное, мы несколько раз встречались, и она плакала и корила себя за то, что тебе завидует. Она действительно чувствовала себя скверно, у нее была депрессия. А то, что ты этого не замечала… извини, — вздохнул он.
Я сидела, совершенно оглушенная. Стискивала рот рукой, боясь заорать в голос. В тот момент я очень боялась сойти с ума. Все было не так, все перепуталось: правда и видимость правды. И я ни в чем не была уверена.
— Белка, — покачал он головой и обнял меня за плечи.
— Прости меня, Толик. Я так боюсь ошибиться… я постоянно боюсь…
Мы долго сидели, обнявшись, глядя на дождь за окном, на работающие дворники, слушали стук капель по крыше и понимали, что наша жизнь уже никогда не станет прежней.
— После того, что произошло, ты не можешь оставаться в этом городе, — сказал Мартин. — И в этой стране тоже. Завтра мы распишемся и уедем отсюда.
— Куда?
— Не имеет значения. В Испанию, например. И у тебя и у меня виза открыта. Считай это свадебным путешествием. И пока киллера не найдут, мы сюда не вернемся.
— Но… моя учеба, твоя работа, наконец.
— Закончить образование можно и за границей, не вижу проблем. А моя работа… какое-то время обойдутся без меня. В крайнем случае продам свою долю компаньону, уверен, он согласится. Сейчас главное — твоя безопасность. Пойми, другого выхода просто нет. Я убежден, никто тебя здесь защитить не в состоянии. Выходит, твоя безопасность — это только моя забота.
— А как же твой отец? Ты не можешь его оставить.
— Отец согласен с моим решением. Если повезет и киллера найдут, мы вернемся.
— А если нет? Будем прятаться всю жизнь?
— Ты дважды чуть не погибла. Что еще должно случиться, чтобы ты поняла… Мы уезжаем, Изабелла. Это не обсуждается, — отрезал он. — Мне необходимо съездить на работу, решить кое-какие вопросы. Пока я занят, ты побудешь с моим отцом. Собирайся.
Мартин привез меня к отцу и почти сразу покинул дом. Серафима накрыла стол на веранде, мы пили чай и разговаривали.