Испанский гамбит

Он никогда не маячил в вестибюле, предпочитая оставаться у себя за закрытыми дверями, и покидал квартиру только для послеобеденного моциона. Тогда он быстрым шагом пересекал вестибюль, сохраняя на лице то высокомерное выражение, которое яснее всяких слов свидетельствовало о его презрении ко всему, что простиралось далее древнего лифта. Он шел, глядя прямо перед собой, не отвечая на приветствия прежних товарищей. Эдакий денди девятнадцатого века: короткие гетры до щиколоток, бархатная домашняя куртка, изрядно поношенная, но отличного кроя, белый шелковый шарф, бобровая шуба. Он вел себя так, будто по особому соглашению с высочайшей властью был неуязвим для ночных визитов сатрапов Кобы.

В своей незаурядной жизни он заслужил немало прозвищ, но только одно из них дожило до этих дней. Сатана Собственной Персоной. Под таким именем его знали не только в гостинице «Люкс» и за кремлевскими стенами, но и в столицах Европы.

Внешность пятидесятидевятилетнего Левицкого соответствовала страшному прозвищу. Несмотря на возраст, он был бодр, лицо оставалось свежим и гладким. Рот, необыкновенно тонкий и в юные годы, теперь казался почти безгубым. В строгих умных глазах горел огонь убеждения. Бородка напоминала ленинскую. А пушистая поросль, экстравагантно обрамляющая лысину, имела цвет перца с солью. Седые и черные волосы, казалось, были четко разделены в соответствии с их судьбой и предназначением. Он был удивительно долговяз. Длинные пальцы рук отличались бледностью и изяществом. И хотя выглядел Левицкий необыкновенно утонченно, будто провел всю жизнь в горних высотах царства культуры, в нем чувствовалась особая суровость. Некий сплав жесткости и неуступчивости.

Сидя за столом, он сжимал в руке шахматную фигурку старинной работы. Пешка. Маленький тихий туповатый солдатик, созданный лишь для того, чтобы погибнуть. В своем смиренном самопожертвовании принимающий смерть как награду. Таково предназначение пешки, в этом смысл и благородство ее существования.

Левицкому вдруг припомнилось имя, которое шепнули ему сегодня вечером во время короткой и якобы случайной встречи в сквере на Пушкинской.

– Я говорю о Читерине, Эммануил Иванович. О вашем старом товарище. Помните, однажды на фронте он спас вам жизнь?

Да, Левицкий помнил Читерина. Еще одна благородная пешка.

Разве можно забыть, как ты лежишь в снегу, сброшенный предательницей лошадью, а «максим» поливает пулями все вокруг. Жалящими брызгами они ложатся рядом с тобой. Ты пытаешься зарыться в снег. А колчаковский «батальон смерти» с его восемнадцатидюймовыми штыками надвигается на рысях слева, приканчивая всех попадающихся на пути раненых. И вдруг дюжий Читерин чудом проскальзывает под огнем, сильной рукой хватает тебя и сбрасывает в овраг. Спасает.

– Старые кадры. Коба охотится за ними. Теперь ясно. – Горе в голосе неизвестного звучало почти оперной страстью.

– Мог бы сам о себе позаботиться, – произнес Левицкий, пристально разглядывая кружевной узор заснеженных ветвей на фоне ярко-голубого неба. – Не дитя. Он в Испании?

– Был. Но Коба достал его и в Испании. Читерина арестовали. Говорят, застрелили.

Товарищ вздохнул.

– Он принадлежал к числу лучших. Помните, когда-то вы даже брали его с собой в Англию. Для вдохновения.

– Да, действительно, – пробормотал Левицкий, отметив про себя немалую осведомленность собеседника.

Тот продолжал:

– Лемонтов, тот хитрец.

– Всегда был таков. Поэтому и получил пулю в голову.

– Ничего подобного, вы разве не слышали? Мне как раз сегодня рассказали. Он не погиб, как думали. Сбежал. Можете в это поверить?

И товарищ в безмерном удивлении покачал головой.

Левицкий промолчал. Но мысленно с глубоким вздохом признал, что его жизнь и судьба только что радикальнейшим образом переменились. Он вдыхал воздух мелкими, отрывистыми глотками и чувствовал, как пульсирует в голове поток крови.

Оказалось, выловленное в канале тело – багровое, распухшее, со схваченной сеткой морщин кожей – вовсе не принадлежало Лемонтову. Это была лишь хитро подстроенная ловушка, а в качестве утопленника использован труп никому не известного голландца. Прошел слух, что Лемонтов перекинулся к американцам. Действительно хитер. Ему единственному удалось избежать когтей Кобы. Американцы, те, конечно, не поскупятся, сразу отсыпят ему денег, будет жить-поживать где-нибудь в Голливуде и крутить роман хоть с самой Гретой Гарбо.

«Нет, – тут же оборвал себя Левицкий. – Ему пришлось расплатиться с ними. Информацией. Что и говорить, хитер Лемонтов!»

И теперь, у себя в комнате, Левицкий бесшумно поставил пешку на стол. Резко встал, подошел к буфету, плеснул в бокал коньяку. Выпил, подождал, пока нервы успокоятся, вернулся к столу и снова взял в руки деревянного болванчика. Фигурка была из немецкого шахматного набора, который он получил в награду, выиграв турнир в Карлсбаде в 1901 году. Он повертел в пальцах пешку и крепко сжал ее.

Так скоро.

О, Лемонтов, хитрый вероломный мерзавец!