Испанский сон

Живя в близости к земле и поэтому не так уж страдая от продуктового дефицита (разве что с сахаром были проблемы, но они были у всей страны), она имела в целом довольно-таки смутное представление о доступе жителей уезда к этим необходимым для жизни благам. Она знала только, что как в волости, так и в уезде в магазинах нет ни черта, и еще — что существуют талоны, по которым тоже нет ни черта. Поэтому определенное обилие и разнообразие запасов в холодильнике приятно ее удивило. «Это потому, что он адвокат, — проницательно догадалась она, разведывая содержимое бумажных свертков. — Люди несут кто что может. Неплохо устроился. — Но мысль не останавливалась на достигнутом, вела дальше: — Если уж несут, значит, есть за что. Значит, и на самом деле может помочь, а не только девочку раздеть под душещипательные рассказы».

Она уже забыла, что и раздевание, и душещипательный рассказ были, собственно, ее идеей. Она жарила яйца и напряженно вспоминала план на сегодня в изложении Корнея Петровича. Как он сказал? Утром — в тюрьму? Или в милицию? Она не могла вспомнить деталей и злилась на себя за это. Глупость какая: чем они с Ольгой занимались в его московском кабинете, это она запомнила прекрасно и в мелочах, а вот что он собрался сделать сегодня по важнейшему для нее вопросу — почему-то ускользнуло из памяти. Глупость, глупость.

Однако, она знала, что память у нее хорошая — видно, слишком много нового навалилось за все эти дни; она могла вспомнить, нужно было только как следует напрячься, покрутить в голове вчерашние события, жесты, слова… Она делала чай и вспоминала, отматывала назад: ее благодарность, желание (тьфу!), Ольга в кровати, Ольга в кабинете… потом, то есть перед тем, она сходила в туалет… рассказ про этого типа, Виктора Петровича… еще всякие адвокатские штуки… она перебила его… и что же он сказал? Кажется… вспомнила! Вспомнила, слава Царю, точно: вначале, сказал он, мы пойдем ко мне на работу, оформим кое-какие бумаги, потом… что-то там потом… и, если повезет — так он сказал — завтра же увижу твоего Отца… Вначале — ко мне, то есть к нему! Бумаги! Точно! Какого черта она тут одна? Почему его нет? Половина первого — почему они не оформляют бумаги?

Она забыла про чай, ходила взад-вперед по квартире и психовала. Он с ней, что ли, шутки вздумал шутить? Девочку нашел, целочку, видишь ли, для широкой постели! Столичный преуспевающий адвокат, как же, видали мы таких преуспевающих! Отец томится в застенке, нужно бумаги оформлять, а он что делает? «+ см. холодильник»! Я тебе покажу «+ см. холодильник»!

Звук дверного замка разом оборвал все ее негодующие сентенции. Она замерла; в следующий момент она бросилась в прихожую. Не успел он закрыть за собой дверь, как она схватила его сзади за плечи, прижалась на миг, развернула к себе, расцеловала быстро и нервно: «пришел… наконец-то пришел… милый, милый…» — и с тревожным ожиданием вперилась в его глаза: «только не лги, ради Отца Вседержителя».

— Я угадал, — сказал он.

— Про мать?

— Да.

Она сглотнула и потупилась.

— Может, ты дашь мне пройти? — спросил он.

— Извините, — сказала она тихо.

Он покосился на нее за это «извините», кривовато усмехнулся, сбросил плащ, прошел мимо нее на кухню.

— Я думал, ты что-нибудь приготовила, пока я совершал трудовой подвиг…

— Ох, прости. — Она захлопотала, захлопала дверцами и ящиками. — Прости, пожалуйста… Я тут вся извелась — ты сказал, вначале пойдем оформим бумаги…

— Я передумал.

— Что-то случилось?

— Ага. — Видно, он не завтракал, потому что бутерброды из ее рук отправлялись к нему в рот прямым ходом.

— Что случилось, что?

— Ты спала.

— Я спала?!

— Да, я принес все бумаги с собой.

Она подождала, пока он дожует очередной бутерброд, и поцеловала его так, как она целовала Отца, когда была за что-то Ему особенно благодарна. Этот поцелуй длился, наверно, минуту.

— Уф! — сказал он и помотал головой. — Я чувствую, бутербродов уже достаточно.

— К вечеру я приготовлю еду, — сказала она. — Завтра приготовлю. Больше не упрекнешь меня в этом.

— О’кей. Сделай тогда кофе, и пошли в комнату.

Пока она делала кофе, он разложил на журнальном столике несколько бумаг — заполненных, полузаполненных и совсем пустых. Она подписала их, не глядя.

— Вообще-то, — заметил он, — лучше бы ты так не делала.

— Почему? Разве не положено доверять адвокату?

— Адвокату — да. Но я уже не адвокат для тебя. Я принял тебя близко к сердцу.

— Тем более.

— Нет.

Она недовольно повела плечом и демонстративно перевернула все бумаги.

— Скажи лучше, когда ты увидишь Его?

— Надеюсь, через пару часов.

— Передашь записку?

Он подумал.

— Давай лучше скажу Ему, что все у тебя в порядке. Я устрою вам свидание, ты не переживай.

— Как скажешь…

— Я пошел.

— А мне что делать?

— Ужин.

— Ну, правда?

— Я вчера сказал тебе: выполнять мои инструкции.