Испанский сон

Нет нужды упоминать о том, что трое заключенных говорили о своем деле исключительно шепотом; это привлекло внимание лагерного начальства и навело его на мысль о зреющем заговоре. Проверка установила, что двое из подозрительной группы суть отец и сын; прежде это почему-то ускользнуло от бдительных органов — может, потому, что в ряде бумаг Эдик так и продолжал числиться Мигелем… Вначале особисты собирались попросту расстрелять всех троих, но затем надумали приставить к ним стукача, чтобы вскрыть нити заговора. Стукач этот, по имени Вася…

(В этом месте Вальд с Эбенизером выразительно кашлянули.)

— Опускаем Васю, — вздохнул Сид, — а заодно и очередные испытания, выпавшие на долю героев после того, как подозрение в заговоре не подтвердилось. Разлученный с сыном и его фронтовым товарищем, Адам был морально сломлен и не вернулся домой; предлагаю почтить его память минутой молчания. Requiescat in pace!

Да-с. Зато двое остальных все-таки дотянули до звонка, как говорится; правда, воздух свободы они вдохнули в разное время и в разных местах… и при этом ничего не занимало их мыслей менее, чем два кольца, серебряное и золотое. Ничего не зная друг о друге, Франсиско Кампоамор и Эдик П. какое-то время жили в соседних городах необъятной империи, и у каждого из них были свои причины не рваться в родные края. Собственно, Эдику и некуда было рваться — Львов был теперь для него поруганным городом, городом-фантомом; всю лучшую часть своей жизни он провел в лагерях. Кончина генералиссимуса и последующая затем свобода застали его на Урале — он и остался в там, женился на местной уроженке и, нарушая порядок, заведенный его предками, назвал сына не Адамом, но Вальдемаром. Сделал он это не просто так. Все происшедшее с ним исполнило его веры в Бога; вместе с тем, в стране воинствующего атеизма имя Адам ассоциировалось прежде всего с религией. Жизнью наученный таиться, Эдик не выносил своих убеждений за порог, а светское имя мальчика не создавало ему в школе лишних проблем и никого не наводило на подозрения.

Франсиско же повезло несравненно больше, чем Эдику: он и десяти лет в лагерях не провел. После войны — я имею в виду вторую мировую — генералиссимус учинил недолгое послабление; именно в этот момент железные двери и выплюнули Франсиско на улицу сибирского городка, чем-то даже похожего на милый, утраченный Йебенес. Покрутив головой по сторонам, он увидел невдалеке от себя светловолосую женщину, которая держала за руку мальчика в гимнастерке и пристально смотрела на него. Затем эти двое подошли ближе, и три жаркие кастильские ночи из своей немыслимой дали моментально довели кровь Франсиско до точки кипения.

«Исабель», — сказал он, не веря своим глазам.

«Меня зовут Наташа, — сказала Исабель. — Привыкай; а это твой сын».

«Мой сын, — повторил Франсиско, еще не веря нежданому счастью. — А тебя как зовут?»

Мальчик насупился и прижался к матери.

«Его зовут Франсиско, — сказала Исабель, то есть Наташа. — Мне сказали, что ты погиб в сражении, и я назвала его так в твою честь. Поскольку твоей фамилии я тогда еще не знала, то записала его на свою; таким образом, по метрике он Франсиско Франсискович Морозов».

«Франсиско Франсискович, — мечтательно сказал наш герой. — Наташа… Как все это красиво! А можно тебя поцеловать?»

«На улице нет. Вот придем домой, тогда будешь целовать сколько вздумается».

«Домой… Но как ты нашла меня?»

«Со временем узнаешь. Пошли».

И они пошли и стали жить-поживать.

Ясно, что наш герой, счастливо избавившись от тяжелой длани одного генералиссимуса, не сильно хотел к другому; газета «Правда», яростно ругающая последнего, надолго сделалась его любимым чтивом. Со временем, как и обещала Наташа, он узнал, как она его нашла. За свою невозможную в полевых условиях беременность она была разжалована из агентов и возвращена на родину, однако путем невероятных усилий (о которых, впрочем, Франсиско так и не узнал) не только избежала ареста, но даже ухитрилась осталась в органах, правда в их самом низу. Впрочем, в силу устройства органов, низ этот мог служить страшным орудием человеку, знакомому с правилами игры; а Наташа была именно таким человеком. Она методично выявила врага, отославшего ее на восток от единственного и неповторимого, затем — врага, что сокрыл от нее фамилию единственного; затем врага, что наврал ей про его гибель, и так далее; последним был выявлен враг, разжаловавший саму Наташу. Нет нужды говорить, что все эти враги получили заслуженное.

Чего не смогли простить Наташе органы, так это ее брака с бывшим политзаключенным. Она в очередной раз отнюдь не чудом, но напряженной работой мысли избежала ареста — и сделалась тайной, злобной антисоветчицей. Франсиско Франсискович был записан испанцем по паспорту и получил законную фамилию Кампоамор. Женившись, он без особых раздумий назвал сына Франсиско. В тот год, когда этот самый младший Франсиско пошел в школу, кровавый диктатор на полуострове приказал долго жить; через недолгое время Наташа зазвала мужа на кухню, включила по радио музыку и тихонько сказала: