Исполнительница темных желаний

– Стану ждать, – не без яда отозвался Хаустов, а она вдруг улыбнулась. – И чего радуешься, Алина? Что вовремя мужика не можешь накормить?

– Так вы никогда так рано не встаете, – не обиделась она, продолжая улыбаться. – Звонили, видимо, разбудили.

Все-то она про него знает, блин! Или звонок услыхала?

– Слушай, а ну-ка присядь сюда. – Он выдвинул соседний стул. – Присядь, присядь! Ничего там у тебя не сгорит и не убежит!

Алина послушно опустилась на соседний стул, сложила первоклашкой руки на столе и уставилась на него преданными строгими глазами.

– Вот что ты имела в виду, когда говорила о няньках?

– Я имела в виду тех женщин, которые передают вас друг другу, как младенца, – без тени улыбки ответила Алина. – Понянчилась одна, передала другой. Потом та третьей.

– Ты хочешь сказать, что не я их меняю, а они меня с рук на руки передают! – возмутился Хаустов.

– Да, так я хочу сказать. Не они в ваших руках игрушки, а вы в их. Пока все так и есть. Пока только вы от этого страдаете, а не они.

– Хм-мм, нянчат, стало быть… – Ему было обидно слышать от нее такое, но не признать ее правоту он не мог. – А ты нянчиться не хочешь, так?

– Не хочу, – покачала головой Алина.

– А что ты хочешь? – Он вдруг расстроился.

Не ждал он от этой женщины такого ответа. Она же только что отказала ему. Лишила всяких надежд.

– А что ты хочешь, Алина?! – разозлился он следом. – Сначала ты смотришь на меня, как…

– Как? – Она улыбнулась.

– Как влюбленная женщина, вот как!

– Ну… Я этого и не отрицаю.

– Чего?!

– Что люблю!

– А говоришь, что не хочешь.

Так отпустило, что хоть в пляс пускайся или песню затевай. Она сказала, что любит? Сказала, сказала, пускай теперь попробует открутиться!

– Так нянчиться не хочу. – Алина пожала плечами и покосилась на духовку. – Кажется, подгорает… И Марусек терпеть не хочу. А любить… Любить буду независимо от желания.

– А что, можно любить против желания, да? – Он уже вовсю улыбался и шаркал за ней по пятам до плиты, к столу и обратно.

– Можно, можно, Сергей. Дайте мне полотенце… Спасибо… Слава богу, не подгорели ваши ватрушки. Мальчики их не любят. Им я печенье сделаю… Любить против желания очень больно, только сделать ничего невозможно, – вдруг швырнула она противень на стол, отчего румяная выпечка испуганно подпрыгнула. – И вот теперь даже не знаю, как поступить.

– А как хочется?

– Хочется подождать еще немного.

– Зачем? Чего ждать? Все же ясно!

Хаустов припер Алину к столу и дышал шумно ей в ухо. Он не выпустит ее теперь, ни за что не выпустит. Пусть бьет его, пусть вырывается. Он не выпустит.

– Может, ты поймешь со временем, что я именно та женщина, от которой никуда не хочется уходить, – шепнула Алина, уткнувшись лбом ему в ключицу. – Никогда и никуда… И мы с тобой…

– Мы разожжем камин, – перебил ее Хаустов, теребя в руках тонкий кожаный поясок, оказавшийся вдруг раздражающим препятствием. – Станем смотреть телевизор без звука, есть ватрушки…

И им совершенно будет наплевать на ненастье окнами. На глубокие лужи, которые морщил настырный ветер. На тополиные листья будет наплевать, на эти первые вестники осени, липнувшие к стеклам.

– У нас с тобой теперь надежное укрытие от всего будет, Алина, – закончил Хаустов, оставив непослушный поясок в покое. – У нас с тобой будет семья!..