Испорченный

— Эм, это было... — она заикается, сжимая вверх топа на своей открытой груди. Румянец начинает покрывать ее шею и подниматься к щекам, которые становятся красными, как яблоки. — Мощно. Сильно. Мне понравился момент, когда он коснулся меня, я почувствовала, что теряю контроль. Но я не захотела останавливаться, а хотела надавить еще сильнее, — она закрывает глаза и говорит, как будто нас осталось только двое в огромном зале. Говорит так, словно общается непосредственно ко мне... со своим желанием, со своей страстью. — Мне необходимо было почувствовать что-то внутри себя.

Я делаю шаг в ее сторону и чувствую, как помещение насыщается невидимыми потоками электричества. Сейчас мое приближение кажется более интимным.

— И ты вставила что-то внутрь себя, Лейси?

— Да, — ее голос хриплый и чувственный.

— И от этого тебе стало хорошо? — я подражаю ее возбужденному тону.

— Да.

Мой голос становится еще ниже:

— Ты кончила, Лэйси? Ты кончила, глубоко входя в свою киску пальцами?

— Д-да, — еле шепчет она.

— Отлично! — я громко хлопаю в ладоши, высвобождая ее из сладострастного транса. Лэйси явно потрясена внезапным изменением в атмосфере, ее прерывистое дыхание быстро переходит в более спокойное. — А теперь, давайте начнем.

Это обычный день и обычное занятие, которое я проводил не один раз, поэтому не позволю ей так легко сорваться с крючка. Я оставляю свое место на сцене, встав достаточно близко рядом с ней, чтобы она могла почувствовать тепло моего тела, но при этом и достаточно далеко, чтобы она испытывала трепет от необходимости дотронуться. Я слегка провожу пальцами по этим оголенным плечам и с восхищением наблюдаю, как они мгновенно покрываются мурашками. Она трепещет от ожидания, но я не даю ей большего. Вместо этого, я наклоняю свою голову к ее уху, достаточно близко, чтобы посмотреть вниз и увидеть ее соски, торчащие под тонким топом. Затем шепчу команду, слышную только ей, и мои слова звучат для нее опьяняющие и пугающие в одно и то же время.

— Покажи мне, как ты дотрагиваешься до себя, Лэйси.

Она пытается что-то неуверенно пробормотать, что ей не следует этого делать, непреклонно качая головой. Но ее тело... ее тело становится еще разгоряченнее от возбуждения. Она становится мокрой, трепеща от предвкушения. Настолько охрененно мокрой, что я улавливаю запах ее желания, говорящий мне о том, что она даже не надела трусики, чтобы скрыть свой пряный аромат.

Когда я кладу свою руку на ее, которая все еще сжимает ее грудь, она вздрагивает, но продолжает стоять на месте. Она позволяет мне направлять ее руку между набухших грудей, вниз к плоскому животу, задевая обнаженные участки кожи, где подол ее топа задиран вверх. Затем я подвожу ее пальцы, чтобы поиграть с украшением в пупке, управляя каждым ее движением, как будто этот бриллиант был основой ее клитора. Тем самым показывая, как бы ласкал ее клитор.

Когда Лэйси начинает тяжело дышать и тихо мурлыкать, я наконец прекращаю ее мучения и легко направляю ее руку дальше вниз, усиливая воздействие на кончики пальцев, придвинувшихся к верху ее ног.

И я шепчу:

— Давай, Лэйси. Дотронься до себя. Покажи мне, пожалуйста, как ты дотрагиваешься.

Но пока еще я не могу убрать свою руку; она недостаточно уверена. Ей хочется верить, что она сможет, но я ощущаю смятение, которое бьется в ее груди. Поэтому я легко передвигаю наши руки в сторону ее киски, то влажное пространство, которое болит от желания, чтобы к нему прикоснулись. Она хочет, чтобы это сделал я, но я этого не делаю, и это ее расстраивает. Поэтому я говорю ей снова, и на этот раз мой голос грубоватый, более командный.

— Дотронься до своей киски, Лэйси.

Со слезами смущения на глазах, она скользит пальцами между своих складок, дразня клитор так же, как мы играли с ее украшением в пупке. Она чувствует себя униженной и, возможно, даже испытывает отвращение к себе, но у нее вырывается стон и ее голова падает на мое плечо. Она не ожидает никакой помощи. Потому что смирилась и работает с удвоенной силой. И я стою с довольной ухмылкой на своем лице, потому что переломил ее. Я выпустил ее аномальную потребность, которая мертвым грузом лежала где-то внутри, охраняемая стенами запретов. И когда ее первый палец тонет глубоко внутри нее, я и десять восхищенных женщин, наблюдающих за этим чудом, видят силу ее ощущений. И теперь она прекрасно знает, что никогда больше не окажется в клетке своих запретов.

При других обстоятельствах я бы помог ей. Раньше я делал это бесчисленное количество раз. Но сама мысль прикоснуться к Лэйси не возбуждает меня. Мой маленький чертенок не радуется от возможности заставить ее неконтролируемо извиваться в демонстрационном зале. И мне вроде как становится грустно от того, что я вообще подумал об этом, как о правильном поступке. И даже малейшее угрызение совести по этому поводу к чертям выводит меня из себя.