Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги

...

Мы, которых вы лишаете невинности и потом выгоняете из дома, а потом платите нам два рубля за визит, мы всегда – понимаешь ли ты? – Она вдруг подняла голову. – Мы всегда ненавидим вас и никогда не жалеем!

Женя. Яма

Мой первый муж, Роман, – это и есть Лихонин, только сто лет спустя. Да, он женился на мне тогда, когда я работала «девочкой». Он так же, как куприновский персонаж, решил вытащить меня из грязи… А вот что из этого вышло…

В этой главе мне показалось уместным привести в качестве примера – историю моего первого брака. Она показательна… Так оканчивается девяносто пять процентов браков проституток. Всю историю в одной главе не расскажешь, конечно, потому-то у меня и вышла самая короткая глава, даже не глава, а сноска на вторую часть. В ней вы сможете полностью прочесть все-все. И тогда поймете, насколько верно подобрана цитата к этой главе…

Беда… Не умеют девочки, поработавшие до брака «девочкой» (каламбур) – быть счастливыми! Своими руками целенаправленно ломают жизнь. Не осознают этого, нет. Просто они настолько не уверены в себе, настолько предвзято относятся к мужу, настолько болезненно воспринимают любое замечание… Итог! Не ходите, девки, в бордель! Это крест – на всю жизнь…

Часть 2 Исповедь бандерши

Эти записки я писала давно, для себя, просто на память. Но, решившись опубликовать очерки о бордельной жизни наших дней, я подумала: это ведь тоже может быть вам интересно…

Тут изложена правдивая история моей юности, первого замужества, а также крайне неудачного второго.

2001 год

I 2001 год

Чудовище

– Чудовище, ты когда-нибудь нагуляешься? Нет, – вздохнув, ответила на свой вопрос моя крестная. – Ты, Юлька, гулять будешь до седых волос, а потом покрасишь их и опять пойдешь!

Чудовище, то есть я, покорно закивало гудящей с похмелья дурной башкой.

– Ну, теть Ира, мне и так плохо, не надо бередить душу. И так совесть замучила, – простонала я.

– Вот и помучайся. Только не совесть это, а недостаток магния, вымытого алкоголем, оттуда и тревожное состояние твоей нежной души, – захихикала она. – Чудовище ты, таинственное и никем не понятое!

– Ну, допустим, не понятая я только моей мамашей, а вы, теть Ирочка, все понимаете, – замела я хвостом, опустив покорно глазки.

– Таки да, сама любила больше погулять, чем поработать, – хмыкнула она, хлопнув рукой по своей внушительной фигуре. – И теперь вот ты пьешь кофе с сахаром, а я с заменителем. Диабет и лишний вес – последствия бурной молодости, к сожалению! Я понимаю. Все твои гулянки, на самом деле, от одиночества… Но это не значит, что я тебя одобряю!

– Кто не курит и не пьет – тот здоровеньким помрет! – брякнула я дурацкую фразочку непонятно к чему. – Зато есть что вспомнить. Да, теть Ир?

– Так, не подлизывайся, не шучу уже. Что ж это за воспоминания? «Записки честной давалки»? – Прищурившись, она прямо смотрела мне в глаза. – Или «Мемуары дешевки»?

Мне сразу стало совсем не смешно. Ну не могла я вынести такого ее взгляда, боялась.

– Вот такие, как ты, честным девкам работать мешают! И я, Юлечка, никогда просто так в постель к мужчине не ложилась. Или по любви, или за бабки. В основном за бабки, конечно, – засмеялась она.

«Так и я за бабки, только за свои», – подумала я про себя, и до того мне стало противно, сил нет никаких. Моего престарелого кавалера она называла «мешок с говном», кем он по сути и являлся. Сластолюбивый, нищий «мешок с говном». И чего ради с ним связалась, я даже сама себе не могла объяснить. Да просто так, со скуки!

– А знаешь ли ты, Юляша, как это называется, когда женщины просто от скуки гуляют с такого рода мужчинами? – словно прочитав мои мысли, задала она вопрос.

Стряхнула капли с последней вымытой тарелки, сунула ее в шкаф и выжидающе посмотрела на меня.

– Ну, – поторопила она меня, – так как?

– Как-как – не знаю! – слишком внимательно разглядывая веселенькие ромашки на скатерти, буркнула я. Завертелась на табуретке, то в окошко погляжу, то найду невидимую пылинку на кофточке. Главное, не напороться на ироничный взгляд моей крестной.

– Раз не знаешь, то я тебе скажу, – зычным голосом, словно перед большой аудиторией, провозгласила она. – Это, деточка, называется блядством!

Вот как. Совершенно верно. Тете Ире всегда удавалось найти точное определение каким-либо действиям. Облачить в форму непонятное содержание. Острым, как бритва, язычком, она бросала не фразы – стрелы, попадающие точнехонько в цель.

Так она меня воспитывала.

И нужно признать, довольно-таки успешно. Ни мать, с ее бесконечными попреками, ни бабушка, со своими жалобными уговорами, цели достичь так и не смогли. Я их просто не слышала, и все тут!

Тетю Иру же не услышать было невозможно. По той простой причине, что слушать было безумно интересно.