Исповедь бывшей послушницы

В разгар этих событий к нам в скит приехал батюшка Афанасий. Он ездил на Афон (его чада часто возили его в паломнические поездки). Батюшка был отдохнувший и довольный. Он знал, что у меня проблемы. Мы уединились с ним в гостевой келье и проговорили, наверное больше двух часов. Я говорила, что Матушка хочет вернуть меня в монастырь, но я вернуться не могу. Остаться здесь я тоже не могу, потому что, хоть это и Епархиальное подворье, сестры находятся на послушании у м. Николаи и она вольна делать с ними все, что угодно. Домой поехать я не могу, потому что мне хочется все-таки жить по-монашески. Я просила Батюшку поговорить с м. Николаей, попросить ее оставить меня в покое, позволить жить здесь. Батюшка сказал, что этого он сделать не может. Может быть он просто не хотел вмешиваться во все это. Он советовал мне слушаться Матушку, читать святых отцов, больше молиться и уповать на Бога. Все как всегда. Батюшка подарил мне коробочку ладана и уехал, а на следующий день, вечером, м. Николая благословила мне вернуться в монастырь с покаянием, как блуднице.

Глава 41

Мне это благословение передала Пантелеимона. Я ответила, что в монастырь я не вернусь, это просто невозможно. Она уговаривала меня не делать глупостей и послушаться. Я ушла к себе, села на кровать и начала думать, что же делать дальше. Нервы сдавали, меня всю трясло, даже до спазмов. Я выпила две таблетки феназепама, чтобы заснуть, но они не помогли. Я выпила еще две, заснула, но через несколько часов проснулась в ужасе. Все тело сводили нервные судороги, голова раскалывалась, сердце оглушительно стучало. Я выпила корвалол и еще две таблетки феназепама.

Очнулась я в машине, меня куда-то везли. Я опять вырубилась, помню только, как обнаружила себя лежащей на спине на чем-то твердом. Кто-то хлопнул меня по щеке, потом я почувствовала, как ни с того ни с сего меня сильно ущипнули за грудь. Было больно, но я не смогла даже открыть глаза. Стало ясно, что это больница, я хотела сказать что-то, но не могла. Я слышала, как рядом Пантелеимона объясняла, что нашла у меня таблетки и что она не знает, сколько точно я выпила. Я пыталась сказать, что выпила совсем чуть-чуть, что это все просто ерунда, но не могла даже пошевелиться. Потом меня повезли в реанимацию и там какой-то доктор начал приводить меня в чувство. Я слышала каждое его слово, но не могла не то что говорить, даже открыть глаза. Слышала, как говорили, что монашка напилась таблеток. Как-то очень оперативно и совсем не больно промыли желудок. Я только услышала, как доктор сказал:

— А, таблеточки.

Потом он пытался найти у меня вену, чтобы поставить капельницу. Вены у меня вполне нормальные, никогда с ними проблем не было, а тут они видимо на нервной почве все исчезли. Он не смог уколоть даже в ногу. Пришлось поставить подключичный катетер. Глаза я не открывала, поэтому подумала: «Конечно, как можно найти вену в такой темноте». Потом какая-то женщина строгим голосом все в той же кромешной темноте расспрашивала меня, почему я напилась таблеток. Я только плакала и несла какую-то бессвязную чушь. Слезы лились ручьем, я почувствовала, как кто-то стал вытирать их тряпочкой.

Полностью в себя я пришла только вечером в палате. Бабушка-санитарка принесла мне халат и рубашку. Вся больница уже знала, что утром привезли монашку, наглотавшуюся таблеток, ко мне подходили незнакомые люди и пытались утешать. На следующее утро приехала Наташа и привезла мне паспорт, подрясник, апостольник, куртку и пачку печенья. В кармане подрясника я нашла телефон и немного денег. Позвонила Пантелеимоне, оказалось, это все передала она. Она сказала, что Матушка выгнала меня из монастыря, потому что я, якобы, специально напилась таблеток, чтобы скомпрометировать монастырь.

Ближе к вечеру Пантелеимона мне позвонила и сказала, что днем Матушка провела занятия с сестрами, на которых говорила, что я ни в чем не виновата, а все это придумала и подстроила Пантелеимона. Ее теперь везли в монастырь на духовный собор. Интересно, как все поменялось. Теперь я была жертвой интриг Пантелеимоны против игумении.