Исповедь черного человека

Встречались они, даже при всей Владькиной загрузке, раз, а то и два в неделю. В подлипкинском «ящике» культмассовый сектор то и дело давал своим работникам дефицитные билеты в Большой, в Сатиру или в Малый. Вот Владик и убегал с работы вовремя — чего большинство итээровцев позволить себе не могли, но он-то пока техник! И мчался на электричке к Гале на свидание, вел ее в театр, угощал в буфете свежесваренным кофе и пирожными (от шампанского она по-прежнему отказывалась). Потом он провожал ее в Лефортово, спешил к себе в Тушино, чтобы назавтра электричкой в семь пятьдесят пять с Ярославского вокзала снова ехать в Подлипки. Задания институтские делал в общественном транспорте, стоя: электричка, автобус, метро — все переполнено. Но, несмотря на бешеный ритм (а может, благодаря ему), усталости Иноземцев не чувствовал. Наоборот: испытывал подъем, чуть не зашкаливающий восторг. Он молод, красив, здоров. Он сыт, у него есть крыша над головой — и блестящая перспектива. Что еще надо для полного счастья?

Любви хочется? Ничего, придет и любовь. Он добьется ее, рано или поздно. Если потребуется, возьмет Галю измором.

Росту настроения и самоуважения способствовало и то, что Константин Петрович Феофанов, некогда пригласивший парней в ОКБ на стажировку, в мае добился, чтобы Иноземцева с Радием Рыжовым перевели от расчетчиц в его сектор. Хватит быть техниками, пора становиться инженерами! Долой рутину!

Только тогда ребята узнали, как же называется сектор Константина Петровича: он именовался сектором «Ч» девятого отдела ОКБ-1. Буква «Ч» здесь означала — «человек»! Да, проектанты и конструктора сектора создавали изделие, на котором первый человек — наш, советский человек! — должен был совершить самый первый в истории человечества полет на орбиту Земли.

Константин Петрович и тему курсовой дал своим студентам такую, что в первый момент захватывало дух: «Техническое задание на проектирование капсулы для полета человека на околоземную орбиту». И однажды, несмотря на занятость, он ближе к вечеру уединился с Владиком и Радием. Он пригласил их в свою крошечную выгородку — каморку, образованную в огромном зале для проектантов и конструкторов как бы спинами двух книжных шкафов. Феофанов сказал девочке-технику не подзывать его ни к городскому, ни к местному телефонам: «Если только вызовет ты сама понимаешь кто». Несмотря на то, что шел девятый час вечера, все сотрудники отдела «Ч» еще были на работе, у своих столов и кульманов.

В «кабинетике», потирая красные от недосыпа глаза, начальник сектора сказал:

— Итак, друзья мои, думали вы долго, и теперь я хочу услышать: что вы думаете, какими требованиями должен обладать аппарат для полета человека за пределы стратосферы, в заатмосферное пространство. А для начала разомнем нашу фантазию. Сыграем в игру: как сей аппарат для путешествия человека будет у нас называться?

— Звездолет, — быстро сказал Радий.

— Космолет, — подбавил Владислав.

— Ракетоплан, — перебил Радий.

— Ракетолет!

Повисла пауза. Оба молодых человека задумались, поглядывая друг на друга.

— Неплохо, — подвел итог Константин Петрович. — Я тоже предлагал и предлагаю название «космолет» — как и вы, Владислав, — однако ЭсПэ, скажу по секрету, склоняется к другому: космический корабль. Ну, или корабль-спутник. В нем, конечно, много романтики, в нашем Главном. А может, молодость в Одессе играет свою роль, но хочется ему назвать капсулу именно кораблем. Да-да, алые паруса, каравеллы, бриги, шхуны… «Я список кораблей прочел до середины…» А так как широко известно, что в нашем КБ могут существовать лишь два мнения — Сергея Павловича и неправильное, боюсь, что его название победит, и в русском языке, да и в других языках мира, останется именно космический корабль…

Владик почувствовал, что Константин Петрович, человек другого поколения, относится к Королеву иначе, чем Флоринский. Для Флоринского тот был соратником и другом. Иное дело гораздо более молодой Феофанов. Тот, видно было, тоже испытывает к ЭсПэ большое уважение — однако в то же время отзывается о нем так, как взрослые, выросшие и добившиеся чего-то в жизни сыновья отзываются о собственном отце. Бесспорно — с пиететом и обязательно — отдавая ему должное. Но, в то же время, сквозит обычно в них снисхождение к старикам. Они как бы никогда не забывают, что отец — человек прошлого, что его время отходит, а время Константина Петровича и других сыновей — настает.

— А теперь продолжим наши игры, — скрытой цитатой из Ильфа — Петрова сказал начальник, и от этого Владик почувствовал к нему дополнительную симпатию. — Вопрос второй: какое вы, коллеги, дали бы собственное имя первому космолету — ну, или кораблю — с человеком на борту?

— «Мечта», — выпалил Владик.

— Фу, — скривился Константин Петрович, — звучит как название пельменной.

— «Звезда», — парировал Радий.

— По-моему, слишком в лоб.

— «Добрый молодец», — постарался реабилитироваться Владик.

— Попахивает лубком.

— «Стрела».

— Кажется, есть такой кинотеатр.

— «Танк», — вдруг с совершенно серьезной миной молвил Радий.