Исповедь черного человека

Имя и фамилия показались знакомыми. А, это тот самый, кого Вилен просил притормозить. Тесть и придержал, отправил на полигон в пустыню. Только что он здесь делает?

— В Москве проходите службу, товарищ лейтенант? — Спросил Старостин.

— Никак нет, — вытянулся перед старшим по званию Радий. — Нахожусь в столице в командировке.

«Хорошенькая командировка, в Белокаменную, — скептически подумал Старостин, однако вслух ничего не сказал. — Да и ничего особо странного, — успокоил он себя, — в Москве и поблизости много ракетных «ящиков» находится. И генерал обратился к следующему персонажу. Тот оказался ровесником и бывшим однокурсником зятя и дочери. Звали Владиславом Николаевичем Иноземцевым. Про него генерал тоже слыхивал что-то от жены и дочери, они вместе с Лерой в одной группе учились. Вроде нравился он ей когда-то, сто лет назад, на первом курсе, но внимания на Леру этот провинциал тогда не обратил. Вспомнилось: он и на свадьбе у Леры с Виленом был, стихи им читал. Кажется, этот Владислав с Виленом и Радием в одной съемной комнате проживали.

— А это моя жена, — представил парень столь же юную, как и он сам, особу.

— Фамилия, имя, отчество? — остро вопросил Семен Кузьмич.

— Иноземцева, Галина Ивановна, — промолвила та. — В девичестве — Бодрова. Что еще вас интересует?

— Отдыхайте пока. Я опрошу вас в свое время.

Вот эта девушка была если не красоткой, то довольно-таки, как говорилось в те годы, миловидной. Черные густые волнистые волосы, карие, блестящие, как вишни, глаза. «Она хороша собой, — кольнуло в сердце у генерала. — Как и убитая. В отличие от моей девочки». Галина оказалась единственной среди них всех, кто плакал. И выглядела она наиболее потрясенной. И еще генералу показалось, что с момента, когда он видел эту Галину последний (и первый) раз, на свадьбе дочери, она повзрослела, расширилась, раздалась. «Беременна девчонка, что ли?» — мелькнуло у генерала.

Следующий персонаж оказался для компании вчерашних студентов представителем совершенно нехарактерным. Был он едва ли не ровесником генерала, дурно подстриженный человек с мосластыми пальцами и кривыми ногтями.

— Вы кто? — хмуро спросил Семен Кузьмич.

Тот отрекомендовался с полупоклоном:

— Юрий Васильевич Флоринский, сорока восьми лет. Кандидат технических наук.

— Кем вы моей дочери приходитесь?

— Никем.

— А как в мою квартиру попали?

— Меня позвали Владислав и Радий. Мы раньше с Иноземцевым работали. Теперь — с Радием.

— Так вы что — с Лерой незнакомы? — гаркнул генерал.

— Нет, отчего же, — осклабился товарищ Флоринский, — знакомы, вот уже семь часов.

— Ну и нравы у вас, — пробурчал Семен Кузьмич.

И впрямь: как собрались эти люди вместе, да еще на дне рождения Леры? С Виленом, мужем, разумеется, все понятно. С Владиком и Радием — тоже: они почти шесть лет проучились с нею в одной группе, а никогда студенческая дружба не начинает цениться, как сразу после окончания вуза. Эту пару ребят явно пригласила сама Старостина.

Флоринского притащил Радий. Приехав с южного полигона, Рыжов остановился у него в квартире в Подлипках. Ну, а в молодости захватить с собой на вечеринку незваного друга — дело разумеющееся, лишь бы не с пустыми руками незваный гость явился.

А вот присутствие на празднестве Жанны нуждается в пояснении. Отчего-то Вилену страшно хотелось, чтобы она пришла к его жене. Может, он Мопассана начитался, а может, его бесы гордыни одолевали: посидеть за одним столом и с любовницей, и с женой. Потому и бросился он аж в Подлипки уговаривать Галю, чтобы та, в свою очередь, убедила Жанну прийти к ним. Та и согласилась, на свою голову. Ее тоже приятно щекотала мысль, что она, словно взрослая многоопытная львица, будет делить свой стол и с бывшим (Радий), и с нынешним (Вилен) любовниками, а также с женой любовника Лерой.

И, наконец, седьмым действующим лицом, седьмым формальным подозреваемым оказалась доблестная труженица плиты, утюга и выварочного бака Варвара Ивановна Семизорова, шестидесяти восьми лет. Впрочем, за нее генерал был готов поручиться: не убивала. (Разве что если погибшая непосредственно угрожала ненаглядной Лерочке.) Все-таки двадцать пять лет, включая эвакуацию, беспорочной службы отдала баба Варя семье генерала, считала их практически родственниками.

Записав всех семерых, генерал промолвил:

— А теперь слушайте все сюда. Милицию мы пока мешать не будем. Разберемся сами. И сейчас тот, кто сделал это — тот человек, или та особа, кто ударил ножом бедную девушку, должен будет встать и признаться.