Исповедь Джо Валачи

Последний пункт отражал прежде всего позицию отдела по борьбе с организованной преступностью и рэкетом Министерства юстиции. Выступления Валачи перед возглавляемым Маклелланом подкомитетом, показанные по телевидению, были не совсем удачными. В то время еще многие не верили в существование такой организации, как «Коза ностра». Поэтому устроители этого мероприятия надеялись, что мощный поток предоставленной Валачи информации поможет поставить все точки над «i» и побороть безразличие общественности к этому вопросу. Кроме того, считалось, что выход в свет его книги будет способствовать появлению других информаторов.

Вскоре после этого были сделаны необходимые приготовления, чтобы я мог работать с Валачи в тюрьме округа Колумбия, где он содержался под усиленной охраной. Мне тогда казалось, что работать мы будем без лишней шумихи, чтобы книга могла выйти в свет без ненужных осложнений. Но я ошибался. К моему удивлению и, наверное, к удивлению Министерства юстиции, 27 декабря известия о наших планах разнеслись по всей стране. Позднее я выяснил, как это произошло. Министерство юстиции получило несколько запросов относительно возможного написания книги по материалам Валачи, и Розенталь, направив мне свое письменное согласие, сообщил затем решение генерального прокурора остальным претендентам. Пришло его письмо и в адрес агентства «Ассошиейтед пресс», которое немедленно предало его огласке.

В тот момент это, правда, не имело решающего значения, и вот 3 января 1966 года (до моего первого свидания с Валачи) я имел встречу с начальником отдела по борьбе с организованной преступностью и рэкетом Вильямом Дж. Хандли и Полом Ф. Макардлом, председателем ассоциации адвокатов округа Колумбия, согласившимся по просьбе Министерства юстиции представлять Валачи в суде. Мы собрались в кабинете Хандли, чтобы подписать подготовленный министерством меморандум о взаимопонимании относительно редактирования и издания рукописи Валачи. В целом в нем содержались основные положения письма Розенталя и, кроме, того, предусматривалось «право на изъятие материалов, которые, по мнению Министерства юстиции, способны нанести ущерб целям поддерживания правопорядка». Ранее мне уже говорили, что это относится прежде всего к обвинениям в коррупции в адрес некоторых работников Бюро тюрем и двусмысленным намекам по поводу деятельности Бюро по борьбе с наркотиками, которые Министерство юстиции не хотело бы видеть в окончательном варианте книги. Настаивая на подписании этого документа, Хандли заверил меня, что информация Валачи проверяется, а потом сказал: «Нику Катценбаху хотелось бы видеть в книге что-нибудь хорошее о Бюро по борьбе с наркотиками и о Александере (Мерил Александр, начальник Бюро тюрем). Да и вам это будет на пользу. Вы получите от министерства официальное разрешение на публикацию». После ухода из Министерства юстиции Хандли говорил мне, что «никогда не мог поверить, что они нарушат свое слово».

Я тоже не мог в такое поверить. Хотя у меня уже был на руках экземпляр рукописи, а Валачи официально назначил меня ее редактором, я совершенно не стремился к изданию какого-нибудь халтурного «боевика». История жизни Валачи давала столь широкую и детальную панораму организованной преступности в США, что я твердо решил подойти к созданию книги со всей ответственностью, если уже вообще за нее браться. По меркам малограмотного человека, каковым и был Валачи, его рукопись представляла собой поистине гигантский труд. При этом рукопись требовала значительных разъяснений, дать которые мог только он сам. Кроме того, некоторые места нуждались в дополнительных деталях, не говоря уже о необходимости переделки и перестановки некоторых эпизодов. Для этого мне была нужна помощь Валачи, получить которую можно было только через Министерство юстиции. Я подписал меморандум.

Затем, 9 января, спустя почти две недели после появления информации «Ассошиейтед пресс», в итало-американской газете «Прогрессо» была опубликована передовая статья, яростно осудившая предстоящее издание «Мемуаров Валачи». Передовица стала первым камнем в массированной кампании, направленной против выхода книги в свет, и во многом определила ее характер. Автор задавал вопрос, не является ли идея распространения этой книги попыткой увековечить «преступный имидж, ассоциируемый с множеством содержащихся в показаниях Валачи итальянских имен», а потом аккуратно давал понять, что «этот имидж давно развеян миллионами добропорядочных американцев итальянского происхождения, их выдающимися достижениями в искусстве, науке, промышленности, профсоюзном движении, профессиональной деятельности, а также на государственном и религиозном поприще».