Исповедь гейши

Прошел год с тех пор как мы поселились в новом доме. Я стала привыкать к убогому окружению. Жилище было для меня местом, где я спала и ела, а по улицам я ходила только за продуктами. Здесь все выглядели стариками, включая детей. Никто не носил модной или яркой одежды. Даже девушки. Женщины ходили в магазины в фартуках, а старики частенько появлялись на улицах в пижамах. Но вскоре я притерпелась и перестала что-либо замечать. И сама стала выходить в фартуке и туфлях прощай молодость за две тысячи иен. Они даже не были кожаными. Я забыла дорогу в парикмахерские, потому что от здешних было мало толку. Пришлось отрастить волосы и носить конский хвост. Про магазины я больше не вспоминала и за модой не следила вообще. Овощи я покупала на рынке рядом с домом, мясо в мясной лавке (у того самого мясника с его пятью вонючими собаками), а соевый творог в лавочке у старухи, которой перевалило за девяносто. За всем остальным я посылала Акиру, чтобы не впадать в соблазн.

Как-то раз я из любопытства пошла в парк «Асукаяма». По дорожкам среди деревьев гуляли старики на ходунках и мамаши с грудными младенцами. Деревья росли как придется, без всякой системы. Ничто даже отдаленно не напоминало тот садик на Кюсю. Гармонией здесь и не пахло. Просто протоптали дорожки среди деревьев. Вернувшись домой, я разрыдалась, скорбя об утраченной легкости и свободе. Меня словно пригнуло к земле.

За месяц до Нового года, я робко спросила Рю, какие у него планы на каникулы. Обычно мы ездили на Кюсю к его матери или она приезжала к нам. Но теперь меня просто тошнило от нее. Я не сомневалась, что это она затеяла переезд и присмотрела дом. Только моя свекровь могла выбрать столь отвратительное место. Для нее дом был чем-то вроде ячейки в камере хранения, где можно оставить свои вещи. Ее интересовали только деньги.

— Планы? — переспросил Рю, оторвавшись от газеты. — Не знаю. А что? У тебя есть какие-то пожелания?

Я была поражена. Раньше он никогда не интересовался моим мнением.

— Ничего конкретного, просто надоело каждый год делать одно и то же. Одно могу сказать наверняка — к матери твоей я не поеду.

Не знаю, что заставило меня сделать этот выпад, но даже с другого конца комнаты я заметила, как напрягся Рю.

К счастью, Харука, спустившаяся вниз, услышала наш разговор и подбежала к отцу.

— Да-да, мама права. Ну его, этот Кюсю. Там такое захолустье. Лучше поедем в Ниигату. Все мои друзья едут туда. Я хочу покататься на лыжах.

— Ладно, я подумаю, — буркнул Рю, скрываясь за газетой.

Но через неделю за ужином он объявил:

— Новогодние каникулы мы проведем в Ичиго-Юдзаве. Будем жить там целую неделю.

Мы с детьми так изумились, что заговорили все разом. Но я сразу же осеклась и сидела молча, улыбаясь мужу. Когда дети кончили забрасывать Рю вопросами и Харука побежала наверх, чтобы поделиться этой новостью с друзьями, я спросила его:

— Как тебе удалось? Это же очень дорого. Разве мы можем себе это позволить?

— Нет, конечно, если платить за гостиницу. Но мы будем жить в квартире моего друга в шикарном новом доме, — с гордостью сообщил Рю. — Там есть купальня на горячих источниках, ресторан и к тому же отличный вид из окон.

— А как же горы? Мы с детьми никогда не катались на горных лыжах. Да и ты вряд ли умеешь.

Рю улыбнулся с каким-то мальчишеским задором:

— Ничего, научусь. С нами позанимается инструктор. Мой друг обещал приличную скидку.

Я кивнула, с трудом представляя их на горных склонах.

— Но у меня же нет лыжного костюма. Придется покупать.

— Вовсе не обязательно, — поспешил возразить Рю. — Ты будешь оставаться в квартире и ходить в купальню. Немного отдохнешь и расслабишься.

Проглотив и эту обиду, я спросила:

— Когда мы едем? Мне же нужно собраться.

— Двадцать девятого числа. У тебя есть две недели. Позаботься, чтобы у нас было достаточно теплых вещей.

В Токио здорово похолодало. Ледяной ветер трепал голые ветки деревьев и пробирал до самых костей. Не спасали даже самые теплые куртки — на морозе моментально коченели носы, уши и ноги. Старики и мамаши с детьми сидели по домам, не рискуя выходить на холод. Улицы были пусты даже днем. В вечерних новостях сообщали о трупах бездомных, замерзших в парках и под мостами. Заснув, бедняги уже не просыпались. Наконец ветер прекратился, но небо заволокло тяжелыми тучами, почти не пропускавшими свет. Холодные мрачные дни шли непрерывной чередой, повергая всех нас в уныние. За столом теперь царило угрюмое молчание, а после еды все спешили поскорее разойтись. В доме было жутко холодно, и ничто не могло его согреть. По идее зимой кондиционеры должны работать на обогрев, но наши, видимо, об этом не знали и продолжали обдавать нас холодом. Нагреватель котацу, который я купила в соседнем магазине, пожирал столько электричества, что мы не могли включать другие приборы. Нам не оставалось ничего другого, как разбегаться после ужина по своим комнатам и забираться под одеяла. К концу месяца мы перестали отличать день от ночи и были готовы поубивать друг друга. И только мысль о скором отдыхе удерживала нас от опрометчивых поступков.