Исповедь гипнотизера

Папа, прости, знобит, должно кончиться, не огорчайся, я никогда не показывал тебе свой аквариум, прости, ради бога, я не читаю твои письма, я больше не могу, их читает Юджиния, она ими восхищена, законченная система воспитания говорит она, да, законченная, ты не знаешь Юджинию, это моя жена, она не из аристократок, прости, у тебя два внука, папа, ты меня любишь, но если бы раньше, если бы раньше ты узнал меня, папа, я тоже не знаю тебя, не знаю, ты предостерегал меня от ошибок, но не дал, не дал мне меня, сперва я боялся, что ты разлюбишь, потом стал бояться твоей любви, а страшнее всего были твои похвалы и скрываемые разочарования, я не мог двигаться, ты связал меня, кровный друг, благодетель, каждый шиллинг, но ни в одной твоей строчке я не нашел, как мне быть, ты не заметил, что я левша, ты только всаживал в меня это внимание, все кончилось раньше начала, потому что это был сон, я был рыбой в духах и видел осьминога с твоим лицом, он давил меня глазами, твоими, моими, твоими, я давно догадался, всю жизнь ты просил у меня прощения за то, что родил, но зачем же, зачем ты заставил меня жить правой стороной, я жил ею для тебя одного, а для себя только левой, папа, прости.

Каждое утро по улицам Лодона медленно едет известная всем карета. Две белые и две караковые шагают устало и безучастно, им давно уже пора на покой, но возле Гайд-парка одна из белых, бывшая верховая, все еще волнуется, ржет, пытается повернуть… "Граф Честерфилд репетирует свои похороны!" — всякий раз гаркает некий болван из профессиональных зевак.

Невдомек ему, что эту свою последнюю шутку бросил сам граф кому-то из визитеров. Но так и бывает, шутки возвращаются к своему автору, когда он их не слышит.

Лорд Шафтсбери рекомендует разговор с собой каждому писателю, а я бы рекомендовал его каждому человеку. У большинства людей нет времени, и только у немногих есть склонность вступать в этот разговор, больше того, очень многие боятся его (…) Глухота моя дает мне более чем достаточно времени для такого разговора с собой, и мне это принесло огромную пользу…

"Мальчик мой, — шепчет граф, — милый мой мальчик…"

Уолпол-младший — маркизе Д.

"Я прочел полностью письма милорда Честерфилда, которые составляют два пухлых тома в четверку и из которых полтора тома наводят страшную скуку, так как заключают в себе нескончаемые повторения. Это план воспитания, начертанный им для своего незаконного сына, и в этом плане нет ни одной мелочи, которую бы он забыл… Это дитя было толстой грубой свиньей, которую он усиливался отшлифовать, чтобы превратить ее в придворного, человека удачливого и милого, что ему не удалось. Половина последнего тома содержит в себе очень приятные письма, в которых он говорит о наших делах и о нашем обществе…"

Нам осталось добавить совсем немногое. Филип Стенхоп II прожил ровно столько, сколько отец до его зачатия: 37 с небольшим. Умер от чахотки. После смерти сына граф Честерфилд прожил еще около пяти лет. До последнего своего дня он был в полной памяти, успел завершить мемуарные очерки, продолжал переписку. К его адресатам прибавилось и нежданно обретенное семейство наследников — вдова сына и внуки, один из которых тоже получил родовое имя Филип. Юджиния и мальчики иногда виделись со стариком, что, как хочется думать, приносило ему утешение. Когда же лорд отправился вслед за сыном, начали свою внедомашнюю историю эти письма… Юджиния была первой их издательницей. "Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать" — как истинно философски сказано.

Откуда я взялся

И не только об этом

Смерть, животные, деньги, правда, бог, женщина, ум, — во всем как бы фальшь, дрянная загадка, дурная тайна. Почему взрослые не хотят сказать, как это на самом деле?

Есть ли у вас план, как возносить ребёнка с младенчества через детство в период созревания, когда, подобно удару молнии, поразят её менструации, его эрекции и поллюции?

Да, ребёнок еще сосёт грудь, а я уже спрашиваю, как будет рожать, ибо это проблема, над которой и два десятка лет думать не слишком много.

Здравствуйте.

Хочу спросить у вас, как мне быть.

Когда мне было пять лет, я спросил у мамы, откуда я взялся. Она ответила: "Я купила тебя в роддоме". Я спросил: "А что такое роддом? Такой магазин?" — "Да, — ответила мама, — это такой магазин". — "Где покупают детей, да?.. А сколько ты за меня заплатила?" — спросил я. "Очень дорого. Сто рублей". — "Значит, я стою сто рублей!" — обрадовался я. "Теперь ты стоишь еще дороже". — "Сколько? Тысячу, да?" — «Да». — "А почему?" — "Потому что ты вырос". — "А ты сколько стоишь?" — "Не знаю, — сказала мама. — Не помню, спроси у бабушки". — "Она тебя тоже в роддоме купила?" — "Да".