Исповедь хироманта. Жизнь как чудо

Кстати, к Ельцину я относился хорошо. Мое личное отношение сформировалось в городе Орле при следующих обстоятельствах. Как-то пригожим весенним днем я гулял с дочерью возле дома. Вышли на улицу Комсомольскую. Я обратил внимание на отсутствие автомобилей. И тут вспомнил, что в город прилетает Ельцин и будет встречаться со Строевым. Я был очень зол на Ельцина, как и большинство обманутых и ограбленных россиян. И специально поглазеть не пошел бы, но тут уже показались машины президентского кортежа. Отлично, думаю, пусть ребенок развлечется.

Собрав всю свою ненависть, я стал ждать. Если наши взгляды встретятся, уж я передам свои чувства человеку, пропившему великую страну. Это его, конечно, не убило бы, но свою агрессию я бы выплеснул.

И вот не очень быстро мимо нас проезжает Е.Б.Н. Он сидит в автомобиле за водителем. До нас метров двадцать. Ельцин видит нас и машет рукой. И при этом у него на лице написана такая радость, будто сына родного встретил! Я невольно улыбаюсь, поднимаю руку и машу в ответ.

Вот тогда я понял, что такое харизма. Это способность моментально располагать людей к себе. Ельцин ею обладал в достаточной степени. В этом был секрет его успеха.

Позже, сразу после его смерти, по просьбе редакции газеты «Комсомольская правда» я описывал его руку. В линиях руки присутствовало все: упорство, удача, доброта. Но его доброта оказалась хуже воровства. Король не мог противодействовать свите, разорившей империю…

Летом я прописывался в квартиру на Кутузовском проспекте. Это было на следующий день после мафиозной разборки: бандиты ночью взорвали противопехотную мину на пороге ресторана, расположенного в нашем доме. Жертв не было, но окна квартир были выбиты все, вплоть до последнего этажа. Когда я проходил мимо, дворники уже подметали осколки и милиция еще собирала вещдоки.

Раз в месяц в нашем доме (500 квартир) или в соседнем кого-нибудь убивали. Большой дом в центре Москвы состоял наполовину из коммунальных квартир, их начали расселять, и в дом уже стали заселяться новые русские. За ними охотились киллеры. В квартиру напротив заселился дяденька, который ходил с двумя телохранителями. Конечно, садясь с ним в лифт, хулиганов можно было не бояться. Но граната страшнее любого хулигана.

В ту зиму стали активно посыпать снег и лед реагентами. Они были настолько ядовиты, что, попав на обувь, разъедали ее. К концу сезона ботинки сгорали. Разрушались электрические контакты троллейбусов. Были случаи, когда людей, садившихся в троллейбусы и касавшихся руками их корпуса, убивало током. Пары реагентов вызывали удушье. На Кутузовском проспекте стоял непреходящий смог от всего того металлолома с неисправными карбюраторами, который вывезли в страну вернувшиеся из Европы прапорщики ЗГВ. Мерседесы и «бэхи» гордо ездили по проспекту и дымили наравне с грузовиками. Коих тоже было предостаточно.

Ситуация усугублялась тем, что, приехав в Москву осенью, я не мог устроиться врачом в нормальную клинику. Госучреждения я игнорировал. Денег там не платили.

Прошла зима, наступала весна. Работы не было. Деньги таяли, как мартовский снег. Надо было что-то делать. С утра возник разговор с женой о возвращении назад. Проблему решили обсудить вечером. Это было 5 марта – день смерти Сталина. Купил бутылку Киндзмараули. Помянуть, так сказать, тирана.

Мы открыли ее за ужином и стали искать решение. Он пришло само в виде газетной статьи в «МК», прочитанной мною днем. В статье одна женщина рассказывала о трудностях своей эмиграции в Америку, преодолев которые, она добилась успеха. И заканчивала она свой рассказ фразой: «Никогда не возвращайтесь туда, где вам было хорошо».

Эту мудрую фразу я запомнил на всю жизнь. И когда Виктор спрашивал у меня, не жалею ли я о том, что переехал в Москву, я отвечал: «Жалею только об одном. Что не сделал этого раньше».

Приехал отец. Квартира произвела на него впечатление. Высокие потолки, консьерж, центр города… Не менее сильное впечатление на него произвели тараканы в мусоропроводе, который располагался прямо в квартире. Они были двух сортов. Обычные прусаки и большие черные. Говорят, бразильские.

– О, они скоро выселят хозяев, – вдруг сказал отец, увидев их.

– Замечательно! – мы с женой переглянулись. – Давно пора.

Эти слова отца я воспринял оптимистично, зная его магические способности. Иной раз скажет – как отрежет. Я весьма активно уговаривал свою соседку приватизировать квартиру и разъехаться. При благоприятном исходе нам грозила нормальная двушка в спальном районе. И соседка уже поддалась на уговоры. Я подыскивал варианты.