Исповедь падшего

— Раз уж Вам так жаль это существо, тогда впредь Вы лично будете нести ответственность за его поступки!

— Конечно, мистер Моррэс! — Бетти пробралась ко мне, с ужасом пройдя мимо отца, и прижала к себе, ограждая от опасности.

— Запереть это ничтожество в комнате! Ключ принесете мне! Теперь я сам буду решать, когда отпирать его дверь и отпирать ли вообще!

— Идем, Мартин, — Бетти обняла меня за спину и довела до комнаты. — Не волнуйся, милый, у меня где-то припрятан запасной ключ. Я принесу тебе поесть, как только он покинет столовую.

Я благодарно улыбнулся, глядя в добрые, но все еще напуганные глаза служанки, и позволил запереть себя в комнате.

На столе стоял графин с водой, а рядом, на блюдце, лежала слегка подсохшая булочка. Не очень-то роскошный обед, однако он стал для меня подарком. Гнев отца остался по обратную сторону двери. В этот раз страх настиг меня только на мгновение и теперь совсем отпустил. Долгая прогулка в одиночестве и гармонии мыслей — самая первая возможность ощутить себя вне высоких стен отцовских правил — позволила мне осознать, чего я так долго был лишен, осознать, что моя жизнь — не что иное, как подлинное воплощение ада.

Глава четвертая. Первый друг

Отъезд в колледж и расставание с домом, в котором никогда не было тепла, стали для меня знаменательным событием. Этот день я мысленно отметил как самый лучший, и он надежно запечатлелся в памяти. Осознание того, что моя жизнь в плену стен этого мрачного дома — сущий кошмар, помогло с еще большей полнотой и ясностью ощутить всю прелесть переезда.

Отец без устали диктовал всевозможные наставления, прохаживаясь из стороны в сторону, а я сидел на стуле и кивал головой, изредка произнося убедительные слова повиновения: «да», «конечно», «разумеется»… Но на самом деле мои мысли находились далеко. Реплики отца я не воспринимал. Они звучали расплывчато и, не успев попасть ко мне в голову, рассеивались где-то в воздухе.

Колледж находился достаточно далеко, так что я мог не рассчитывать на визиты отца. Мой отъезд его мало радовал, ведь у Френсиса Моррэса совсем не было друзей и уж тем более тех, над кем он мог издеваться, в полной мере компенсируя свою неполноценность.

— И учти, Мартин: мне доложат даже о мельчайшем твоем проступке! — предупредил отец, прежде чем позволил мне войти в поезд. — Учись прилежно и не смей позорить наше доброе имя! Меня не будет рядом, но я буду знать о каждом твоем шаге. Помни об этом! — он угрожающе поднял указательный палец.

— Да, папа, я всегда об этом помню.

Раздался громкий гудок, и проводник попросил всех пассажиров пройти в вагон. Как только поезд тронулся с места, я облегченно выдохнул, мгновенно сбросив с себя груз напряжения. Меня совершенно не заботило, каким окажется колледж и обыватели того общежития, в котором мне предстояло поселиться. Это не имело значения. Я был рад уехать, пусть и ненадолго. Новые люди, новое место, возможно, новые открытия — и все вдали от дома, в недоступности от отцовского взора. Мечта, не так ли? Может, не для каждого, но для меня она была таковой.

Учеба с отчаянной силой пыталась «поглотить» мой ум, однако безуспешно. Лекции и предметы я не нашел занимательными. Напротив, они наводили на меня лишь тоску и угнетение духа. Теперь, обретя способность мечтать и слышать зов собственных желаний, я понял определенно точно: юриспруденция не являлась тем делом, которому я с охотой отдал бы свою оставшуюся жизнь. Печальный момент… с ясностью осознавать, что тебе это не нужно вовсе, но по-прежнему быть вынужденным подчиняться, словно подневольный раб.

Несмотря на новообретенное отвращение к учебе, я вышел в первый ряд, как один из самых способных студентов. Так случилось отнюдь не произвольно. Усилий не было приложено. Просто, несмотря на всю ненависть к законам, правилам и уставам, это было единственным, что я знал в совершенстве.

Мне удалось произвести впечатление на всех, однако я сам не чувствовал ни удовлетворения, ни гордости. Это была мечта отца, его цель — сделать из меня свою копию, но если кто-то и должен испытывать гордость за мой всеми признанный успех, то только он один.

— Блестящий ответ, мистер Моррэс! — отметил профессор после моего очередного выступления в аудитории. — Уверен, Вы станете замечательным приемником своего отца! Если Ваши знания и впредь будут столь безукоризненными, мы переведем Вас на второй курс раньше срока. Для первокурсника Вы уже слишком умны.

Высокое расположение учителей обеспечило мне уважение и среди студентов. Все смотрели на меня как на гения и пророчили блестящее будущее. Но я не был всему этому рад. Мне не хотелось становиться тенью Френсиса Моррэса, и, пока в голове не появилось плана сделать шаг в ином направлении, я наслаждался, по крайней мере, уединением.