Исповедь послушницы (сборник)

– Я ни разу не видела шамана, который бы сразу сдавался. Ты не тот, за кого себя выдаешь. Тебе не дано видеть прошлое и понимать будущее. Или ты боишься бледнолицых? Тогда у тебя тем более нет силы! – с презрительной яростью произнесла Хелки.

Старик опасливо покосился на Мануэля, и индианка велела испанцу отойти подальше.

– В мои руки редко попадали люди, которые успели так отдалиться от мира живых. Однако связь еще не потеряна. Как тебе удалось столь долго ее удерживать? – спросил шаман.

– Потому что я его мать. Потому что с нами Белая Лошадь. И еще: я копила силу десять лет. Я не знала, для чего она мне понадобится, просто чувствовала, что когда-нибудь этот миг настанет. Сделай то, что сможешь. Я тебе помогу.

– Я попытаюсь его вернуть. Однако лечение может занять много времени. Не уверен, что когда-нибудь твой сын станет прежним.

– Поверь, я умею ждать.

Пока старик колдовал над юношей, Хелки привязала Мечту и сделала носилки из тонких деревцев и мягкого мха. Она и Мануэль перенесли Ниола в одну из хижин, где шаман продолжил свои странные действия. Он открыл мешок, в котором, по мнению испанца, находился всякий хлам: высушенная змеиная кожа, перья, деревянные куклы, какие-то палочки, когти животных.

– Надо достать коричное дерево, священное дерево нашего племени, – сказала Хелки. – Без него ничего не получится.

Не выдержав, Мануэль вышел из хижины и пошел на берег. Пальмы раскачивались на ветру и шелестели широкими зелеными листьями. Равнодушный океан катил навстречу упругие волны. Глядя на них, мужчина вновь задумался о своей жизни. Он был на войне, но так и не смог завоевать ничего стоящего. У него было много женщин, но ни одна из них не захотела бы сейчас приготовить ему обед. Даже индианка, на руках у которой умирал сын, рожденный ею от неведомого насильника, имела в этой жизни больше, чем он.

Просидев на берегу до темноты, Мануэль вернулся, страдая от боли в пустом желудке. Когда испанец вошел в хижину, он увидел, что Ниол поднял веки и смотрит прямо перед собой. Его неподвижные глаза казались загадочными темными зеркалами, в которых отражался окружающий мир. Шаман продолжал водить над его телом высохшими, морщинистыми, похожими на птичьи лапы руками и нараспев повторять странные слова.

– Дьявольские штучки! – воскликнул Мануэль и перекрестился.

Когда Хелки обернулась на его голос, испанец впервые в жизни увидел, что она плачет.

Глава X

Прошло два года. Поначалу Армандо был счастлив. Все враги и соперники куда-то исчезли, помехи растворились сами собой. Отныне Паола принадлежала только ему. Благодаря любви к этой девушке и заботе о ней он расквитался с прошлым, она стала для него средством спасения от одиночества, мук совести, от самого себя. Если б она его покинула, Армандо пришлось бы остаться наедине с бесплодными тенями, беззвучными шагами и призрачными голосами своих жертв.

Однако он просчитался. Воздух больше не звенел ни от голоса Паолы, ни от ее смеха. Цветы на клумбах завяли. Наряды пылились в сундуке. Остался тоскливый сумрак, хмурые тени, чувство безысходности и черное платье, изредка мелькавшее в безмолвных комнатах и покинутом саду.

Первое время после исчезновения Ниола, Мануэля и Хелки Паола изо всех сил пыталась их разыскать. Она обошла буквально все дома квартала Лавапьес, где ей кое-что рассказали. Девушка поехала в поместье Энрике Вальдеса, но ей не удалось с ним увидеться: он уехал. Тогда Паола вернулась домой и набросилась на Армандо. Тому с величайшим трудом удалось доказать, что он непричастен к случившемуся. Инквизитор зачитал Паоле секретное донесение, поступившее в Святую палату. Услышав имя Кончиты, девушка все поняла. Судя по всему, Ниол был мертв: его застрелили солдаты или разорвала толпа. Куда делись Мануэль и Хелки, Армандо действительно не знал; он поклялся в этом Паоле всеми клятвами, какие только были возможны.

Ниол не вернулся ни через месяц, ни через два, ни спустя полгода. Паола долго верила и ждала, а потом сломалась подобно цветку, который не вынес бури. Казалось, ее дух улетел, сохранилась одна оболочка.

Девушка бродила по дому и саду, ничего не видя и не слыша. В ослабевшем теле остались лишь жуткий холод и тупая вялость. Жар ее крови потух. Все на свете утратило смысл.

Паола редко вспоминала о Мануэле и Хелки, в ее мыслях жил один Ниол. Девушка часто повторяла про себя его слова: «Запомни, любимая: я приду к тебе отовсюду, даже из небытия».

Иногда ей чудилось, будто он идет следом за ней по саду. Сердце Паолы замирало, и она стремительно оборачивалась: никого не было, только ветер тихо шумел в ветвях. Может, Ниол и был этим ветром? Вероятно, именно это и означали его слова.

Паола даже не знала, где он похоронен. Для нее он был везде и во всем.

Девушка никогда не задумывалась над тем, почему он бросился выручать цыганку. Если Ниол что-то делал, значит, он просто не мог поступить иначе.