«Вот оно, то, чего я ждала столько лет! – думала девушка. – Однако почему я испытываю только смятение, испуг, а еще – невольный протест против решения отца?»
У аббата Ринкона были умное лицо и проницательный взгляд. То был аскет, привыкший повелевать. Он обладал прекрасной выдержкой и знал себе цену.
Своего духовного сына аббат Ринкон, не церемонясь, называл просто по имени.
– Садитесь, Рамон. Вы наверняка догадываетесь, зачем я вас вызвал?
– Да, святой отец, – отвечал Рамон, продолжая стоять.
– Это хорошо. Садитесь, – повторил аббат, и тогда Рамон сел.
– Волею Господа вы имеете возможность и честь существовать в том удивительном мире, что расположен между мирской жизнью и Небом, в мире, который живет по своим собственным законам. Надеюсь, вы хорошо понимаете, что побуждать вас к делам должна слава Господа, а не собственная выгода?
Рамон серьезно кивнул.
– Всегда ли вы доверяете зародившимся в вас желаниям?
– Конечно нет.
– И как вы проверяете их искренность и правильность?
– Я спрашиваю себя, не нарушил ли я порядок, заповеди, устав, – даже в своем сердце.
– И все-таки наша жизнь не обходится как без внешних страданий, так и без внутренней борьбы, ведь так?
– Да.
– Вы готовы к ним?
– Я готов ко всему, что даст мне Господь.
Аббат Ринкон чуть заметно усмехнулся. Его черные глаза загадочно блеснули, тогда как худое смуглое лицо оставалось неподвижным и твердым.
– Я получил весть о вашем новом назначении и хочу поговорить с вами об этом.
Рамон сидел очень прямо и смотрел в глаза аббата. Сейчас он как никогда прежде верил в свое будущее.
– Я знаю, вы безупречны, Рамон, – продолжал аббат Ринкон, неспешно перебирая бумаги. – И все же я предпочел бы видеть на этом месте человека, духовный облик которого был бы вылеплен страданиями, искушениями и пониманием жизни. Но вашу кандидатуру утвердила сама Святая служба! К сожалению, слишком многие священники желают обосноваться в Мадриде или других городах Испании… Вы знаете французский, Рамон? Это пригодится вам, хотя придется выучить еще один язык. Вас направляют в Голландию, в Амстердам, в одну из тамошних обителей Святого Бенедикта. Вы станете приором аббата Опандо.
Рамон опустил веки. Сделаться приором – заместителем аббата – в двадцать шесть лет! Он был так потрясен и взволнован, что с трудом заставил себя выслушать все остальное.
– Вас отправляют туда, где всякого рода еретики множатся час от часу. Святая служба надеется на вас!
Аббат Ринкон произнес это с долей иронии, после чего Рамон не сдержался и промолвил:
– Простите, святой отец, вы сомневаетесь в моей душевной стойкости?
– О нет! Однако вы едете в страну, где нередки физические расправы с католиками, потому это не только большая честь, но и великое испытание. В том числе для веры. Возможно, вам придется усомниться в праведности вашей миссии.
У Рамона вырвалось:
– Этого не может быть!
– Жизнь каждого человека состоит из прегрешений, – спокойно произнес аббат Ринкон. – Вера помогает их преодолеть, и каждое преодоление есть ступенька на пути в Небо. Даже среди нас очень мало истинных праведников. Зачастую и наша вера ищет поддержки в разуме.
Вера Рамона искала поддержки в разуме всегда, потому он промолчал.
– Я напишу письмо аббату Опандо. Перед отъездом вам придется уладить кое-какие формальности. Я постараюсь узнать, как вам лучше добраться до места. – Аббат Ринкон сделал паузу, потом сказал: – Наверное, после Испании в Амстердаме покажется холодно: не забудьте взять с собой теплые вещи.
Уединившись в своей келье, Рамон опустился на узкую деревянную кровать без полога, перед которой лежал соломенный коврик, и какое-то время неподвижно сидел, сложив руки на коленях. Колченогий стул, уродливый сундук, старый стол, на котором стояли чернильница, железный подсвечник, глиняная кружка с водой и стопка сложенных в образцовом порядке бумаг и книг, – вот и вся обстановка.
Отец Рамон понимал, что не радуется своему новому назначению и предстоящей поездке. И дело было вовсе не в том, что ему не хотелось покидать Мадрид. Он не воспринял всерьез заявление аббата Ринкона, будто в Голландии еретики учиняют расправы над католиками. Инквизиция существует везде, и Рамон ни разу не встречал еретика, который спокойно жил бы на свете, не говоря о том, чтобы безнаказанно посягать на жизнь католического священнослужителя!
Сеньора Хинеса с детства пыталась лишить сына личностного восприятия мира и наполнить его душу новым содержанием. После он посвятил себя ордену Святого Бенедикта, Церкви, превращавшей своих служителей в однородную массу, поведение и образ мыслей коей определяется уставом. И вот теперь ему казалось, что его душа пуста; разум помнил заповеди, молитвы, а в душе не было ничего.
Рамон пытался успокоиться, говоря себе, что он станет приором, ему будет дарована власть над людьми, он сможет править, карать и вознаграждать от имени Бога.