Исповедь советского хулигана

В нашем старинном парке была такая же старинная танцевальная площадка, созданная давно и по всем правилам. Размер ее был, наверное, 50 на 50 метров, в центре был абсолютно ровный танцпол круглой формы из полированного каменного покрытия. Это покрытие простояло, наверное, лет 100. Оно отлично сохранилось под открытым небом все это время, а зимой там заливали каток. Вокруг танцплощадки был красивый высокий забор из металлических прутьев с острыми наконечниками, что не давало возможности через него перелезть. В углу танцплощадки была сцена для оркестра, сделанная в виде открытой морской раковины, как в старых фильмах. При входе была касса для продажи билетов на танцы и калитка, изготовленная в одном стиле с окружающим забором. Все выглядело очень красиво и респектабельно. В хорошую летнюю погоду тут организовывались танцы, куда собирался почти весь город. Тут были и модные молодые пары, и стильно одетые городские девушки и парни, которых называли стилягами, парни и девушки с окраин города, солдаты и много другого молодого народа. За забором танцплощадки всегда собиралось много людей посмотреть на это зрелище. Особенно много зрителей было со стороны центральной аллеи. Они стояли в несколько рядов так, что к забору нельзя было протолкнуться. Каждый зритель высматривал там свое. Те, кто хотели потанцевать, приходили парами или своими компаниями, которые держались вместе и располагались ближе к оркестру. Но в основном парни и девушки не были знакомы, располагались большими группами по разные стороны площадки. Когда начинал играть оркестр, те, кто были в своей компании, быстро объединялись в пары или вместе танцевали модные тогда твист или чарльстон. Незнакомым парням приходилось идти через всю танцплощадку и приглашать незнакомых девушек. Так потихоньку заполнялся весь танцпол. Но всегда оставалось много нетанцующих девушек и парней, которые ожидали своего счастливого случая. Разумеется, на танцы ходили и мы. Ходили, когда вечерами нам особо нечего было делать. Мы занимали лучшие места за забором и могли наблюдать всю внутреннюю жизнь танцплощадки. Те, кто хотели танцевать и умели это делать, двигались в такт с музыкой, на них было приятно смотреть и было чему поучиться, особенно твисту и чарльстону. Тех, кто пришли зажиматься под музыку или найти себе приключения, музыка вообще не интересовала, и они ее не слышали. Они, щупая друг друга, топтались на одном месте и почти не перемещались. Это были не танцы, а трение двух полов о третий. Иногда это было так вульгарно, что дружинники делали им замечания. Глядя на все это, я с детства выработал стойкое отвращение к грязным танцам. Если не умеешь танцевать, не позорься, не превращайся в озабоченного топтуна, который прилюдно «…половой истекает истомою». Но нас интересовало другое. Иногда на танцах вспыхивали драки между отдельными парнями или дрались целые группы. А иногда дрались и девушки. Для усмирения драчунов на танцплощадке дежурили милиционеры, но чаще дежурили дружинники. Они стояли на входе и не пускали на танцы выпивших или пьяных. Но парням и девушкам передавали выпивку через забор, и они напивались уже на танцплощадке. Делали они это, наверное, для смелости, для разжигания своей страсти или для воспаления амурных чувств. Ведь парни, наверное, считали, что не бывает некрасивых девушек, а бывает мало водки! А если драка перетекала за забор, то тут всегда дежурил милицейский «бобик». В общем, для меня это был зверинец за забором, где великовозрастные приматы искали возможность познакомиться поближе. На месте руководства парка я продавал бы билеты на просмотр этого зверинца, а на танцплощадку пускал бы бесплатно. Со временем или страсти поутихли, или перестали пускать драчунов на танцплощадку, но смотреть там стало нечего и мы перестали ходить на танцы.