Исповедь травы

- Не дождешься! - отвечает Он в рифму и машет мне снизу рукой.

Когда я спускаюсь вниз, Он стоит у распахнутого окна кухни и грызет какую-то травинку. Низкое вечернее солнце как раз за Его головой, лучи его смешались с медью взлохмаченных волос, окружая голову огненным нимбом. Ох, боги мои...

- Ну, что же не бьешь? - тихо говорит Он, пряча глаза.

- Да рука на тебя такого не поднимается, - вздыхаю я.

- Знаешь, - еще тише, почти шепчет, - не надо так, пожалуйста... Те же лорды смеются - мне как сквозь воду, а от тебя больно услышать даже просто, как вчера: "ты не потряс меня"... не знаю, почему.

- А ты думаешь, стала бы я простую бездарность тряпкой по всему дому гонять? - отвечаю я тоже шепотом. - Отвернулась бы и забыла. А твои песни мне душу переворачивают, потому и не могу слушать, как ты - Ты! - лажаешь...

Смотрит в сторону... А я стою и жду непонятно чего, словно вот сейчас Он рассмеется и обнимет меня, и сразу вся эта беготня с метлой по разрушенным перекрытиям обратится просто в игру, затеянную двумя друзьями от избытка энергии.

Так поступил бы Флетчер. Но Он не Флетчер, и наивно ждать от Него таких же реакций - ни разу не видела я даже тени улыбки на этом неправдоподобно красивом лице.

Вместо этого Он наклоняется и целует мою руку - у запястья, с внутренней стороны. Так, а этого Он откуда набрался?

- Зря ты это, - резко говорю я. - Таким жестом и оскорбить можно. У меня руки всегда были чистые.

- Что? - не понимает Он.

- Так целуют шрамы, - объясняю я нехотя.

- Какие шрамы?

- От бритвы. А иногда, - теперь моя очередь прятать глаза, - от гвоздей.

- Не понимаю...

- И очень хорошо, что не понимаешь, - кстати, я ничуть не удивилась бы, если бы за Ним числился и этот непростительный грех. Но Он не носит браслетов, и нетрудно увидеть, что запястья Его так же чисты, как и мои, без единого следа порезов.

- Эко лихое мудерсло... - вырывается у меня почти непроизвольно.

- А это что за ругательство? - тут же откликается Он.

- Это не ругательство, - невольно улыбаюсь я. - Это когда-то давно, еще детенышами, мы играли в магию. Было такое правило: в придуманном заклятье все согласные заменяются любыми другими, гласные не трогаются. И один мальчишка сделал заклятье: "Да станет это живое существо ледяным мороком". Через три дня заклятье знали наизусть абсолютно все...

И тут я впервые за все время вижу Его губы, чуть дрогнувшие в доверчивом подобии улыбки!

- Кажется, я понял, - и свет из бирюзовых глаз. Вот честное слово, именно из-за таких улыбок - только чуть поярче и убегают из дому разные Нелли и Маэстины...

- Брат мой... - срывается с моих губ еле слышно.

- Лиганор! - я вскидываю голову. - Слушай... Если ты обещаешь мне одну вещь, клянусь тебе чем угодно, что сегодняшняя история в "Вечном зове" никогда не повторится.

- Обещаю, только скажи, что именно...

- Танцуй под мою гитару перед людьми - и я буду петь, как пою только по ночам.

- Ты в самом деле этого хочешь? - замираю я.

Наши взгляды встречаются - и одними губами, как молитву, Он произносит:

- Все в твоей власти...

С торжествующей улыбкой я погружаю обе руки в шелковистую медь:

- Ну смотри у меня! Будешь во время концерта, как это у тебя водится, из бутылки с пивом отхлебывать - разобью ее без всякого сострадания!

Терцет II. УТЕШЕНИЕ ДУШИ

"СЛЫШИШЬ, НЕБО ЗОВЕТ НАС..."

Пожалуй, он был бы даже красив, этот рыжеволосый парень, если б не копировал так старательно Лугхада. Впрочем, чушь - он явно переигрывает. То, что у Лугхада - нечеловеческое напряжение, полнейшая, до последней капли, самоотдача, у этого типа стало банальной истерикой. Смотреть на то, как он закатывает глаза и потрясает огненно-рыжими нечесаными патлами, мне еще более неприятно, чем на их предыдущий номер, когда он скакал вокруг черненькой девочки с гитарой, как сибирский шаман на рабочем месте, потрясал бубном и орал, заглушая песню, что-то нечленораздельное. И такое ощущение, что волосы у него крашеные, хотя с чего бы... Но уж больно яркий оттенок, особенно в сравнении с темной медью Лугхада, которая наливается живым огнем лишь в лучах света.

Лугхад сейчас шляется где-то по кабакам совсем в другой части города, а может быть, сидит на полуобвалившейся башенке нашего "замка ужаса" и сверху меланхолично взирает на вечерний Кармэль. Во всяком случае, вечер сегодня пропал - утром я наступила босой ногой на осколок бутылки. Рана не то чтобы глубокая, но нормально танцевать я смогу дня через три, не раньше. Трать-тарарать, вот поймаю Ярта, этого маленького свиненка - и пусть не рассчитывает на мой гуманизм! Я его живенько отучу пить пиво тайком от матери, а потом швырять пустые бутылки в окна соседям!