Исповедь узницы подземелья

С Леной – моей сестрой по несчастью – мы в первый год после освобождения еще встречались – следственные действия, суды, совместные интервью… Потом эти встречи стали реже… Я знала, что третьи роды закончились неблагополучно, что и немудрено – всё-таки ей действительно было тяжелее, чем мне: три беременности, пережитые в тяжелейших условиях, на глубине шести метров под землей износили ее организм до крайней точки… Но было не только абсолютное физическое истощение. Наравне с этим были еще раны души. У Лены они рубцевались медленнее… Она рассказывала мне, что училась в педагогическом институте. Пыталась начать жизнь заново, вычеркнув почти четырехлетний ад из своей памяти… Как-то я спросила о детях, рожденных ею в плену. В ответ услышала, что она не хочет их видеть и искать ей некого… Ходили разговоры, что этих детей усыновили в рязанских домах малютки, даже была версия, что их усыновили за границу… Мне сложно говорить, стала бы я искать этих детей или нет… С одной стороны, я прекрасно понимаю, что это дети – рожденные от насильника… Смогла бы я дать им любовь и заботу, если бы постоянно угадывала в их лицах черты того, кто просто уничтожал меня долгие годы? И нужно ли их было вообще разыскивать, если предположить, что Лена решила бы вернуть детей? А тем более, нужно ли это делать сейчас, спустя годы? Дети выросли, ничего не подозревая о своем происхождении. Они не знают, кто их настоящие мать и отец… А если узнают? Как их психика переживет такое знание?

Лена потерялась в круговороте жизни… Но если она вдруг захочет меня найти – я была бы рада встретиться с ней…

А вот с кем бы мне точно не хотелось встречаться, так это с человеком, укравшим три с половиной года моей жизни. А ведь семнадцатилетний срок его заключения подходит к концу и есть вероятность, что он доживет до его окончания! Если хоть кто-то, принимающий решение о его дальнейшей жизни, сейчас читает эти строки, – услышьте меня! Этот человек не только не должен вернуться в Скопин на Октябрьскую улицу, где его до сих пор боятся все без исключения. Он не должен вернуться даже в пределы Рязанской области! По-хорошему, он бы вообще не должен был выходить из мест лишения свободы. За аналогичные преступления во всем мире сроки порой даже превышают размеры человеческой жизни. Ну, почему нам вновь нужно будет переживать этот страх – страх его выхода на свободу?! Надеюсь, что все-таки Господь приберёт его раньше…

А пока мне – тридцать лет. Я любимая жена и счастливая мама двоих детишек – мальчика и девочки. Я очень хотела и молилась, чтоб случилось именно так, и Господь вновь услышал мои молитвы…

Я довольна своей нынешней жизнью и могу точно сказать, что я счастлива. Конечно, у меня, как и у всех, порой бывает плохое настроение, в порыве эмоций я могу бросить родному человеку обидное слово, расстроиться из-за пустяка, посетовать на погоду. Но только тогда, когда мое внутреннее состояние становится совсем невыносимым, я вспоминаю мрачные стены сырого моховского подземелья, и сразу понимаю, что ни одна из моих проблем не стоит и тысячный доли того, что мне пришлось вытерпеть. Теперь я очень хорошо понимаю выражение про то, что мы не сможем оценить рай, если не увидели ада…

Цените свою жизнь и свободу настолько, насколько они вам дороги, хотя по-другому у вас вряд ли получится.