Исправление настоящего (СИ)

Прошло больше часа, прежде чем запертый в очередной раз в подсобке узник услышал за дверью какую-то возню, кто-то безуспешно пытался открыть замок с той стороны. Пленник поднялся с пола и отошел в дальний угол, готовясь к самому худшему. Конечно, обидно было вот так по-глупому вляпаться, что даже ствол не успел достать. Впрочем, он его и не собирался доставать. Пока он доставал бы свой один, его спокойно уложили бы из трех других и были бы правы — спасали заложницу от сумасшедшего маньяка. Не надо было вообще за ворота выходить, но что сделано, то сделано, не переделаешь. Утешало одно, что убивать его все же не будут, дождутся полиции. Еще и поэтому он не стал доставать свой револьвер, все же не на съехавшей с катушек Украине, где в прокурорах бывший зэк, а в президентах шоколадный алконавт. Правда, и здесь ему тоже ничего хорошего не светило за похищение и попытку убийства, винтовка с его «пальчиками» давно уже была в полиции. К этому пришьют еще похищение и убийство своей невесты, угон лимузина и убийство Ивана, не на себя же полиции вешать еще и этот труп, вот тебе и пожизненное уже, и все потому, что всевышний просто от него отвернулся, с чем ничего уж не поделаешь. Ангелы бросили, и только невезуха по-прежнему продолжала удерживать его в своих тесных объятиях, чтобы неудачнику уж совсем не было тоскливо и одиноко. Ключик с другой стороны наконец попал в скважину, дверь открылась, и в помещение проник первый луч света. Узник зажмурился, а когда снова открыл глаза и присмотрелся, то в очередной раз увидел в проеме двери бледного как смерть господина Босяткина собственной персоной, специально, наверное, спустившегося вниз, чтобы учинить ему допрос с пристрастием, поставив в позу прачки.

— Вот те на, — скривился Погорел, — решили составить компанию или просто пришли морду набить, раз уж пристрелить не получилось?

— Типа этого, — пробурчал тот, перешагивая через порог. — Смотрю, и тебе тоже не поздоровилось, закатали зайчика злые волки. А я тебя предупреждал, — поводил он скрюченным пальцем у себя перед носом, — что ей верить нельзя. Достал патрончики на свою голову, ими нас и прикончат.

— А вы хотели только меня?

— Не тебя, дурак, а ее, — сплюнул в сердцах старик, — С тобой бы я договорился, ты столько не весишь даже со всем своим говном, чтобы брать смертельный грех на душу еще и из-за какого-то козла, прости Господи.

Перекреститься, правда, ему не дали. Не пришло, наверное, еще время для крещения. Из-за плеча несчастного выглядывала забинтованная маленькая головка вздорной американки, которую кто-то, не будем тыкать в него пальцем, когда-то даже обещался защитить. И которая, кстати, при первой же возможности сделала ему ручкой, сдав со всеми потрохами своему подельнику по темным делишкам. В мире все так изменчиво…

— И почему этих русских считают непобедимыми, — недоумевала забинтованная, выглядывающая из-за плеча поникшего аристократа, — кроме громких слов никаких дел на поверку. Давай-давай, Владик Ильич, — подтолкнула она чем-то твердым в спину «гостеприимного» хозяина, — двигай, не тормози.

Босяткин не двигался, застопорившись. И тогда эта хрупкая дамочка так двинула его сзади в затылок этим «чем-то» железным, что бедный с рассаженной головой полетел носом вперед прямо под ноги к удивленному узнику. В этом доме и в самом деле все было очень изменчиво.

— Выходи, спаситель, — подколола Кэт своего непутевого охранника, — я тебе смену привела. Кто кого еще охраняет, позорище!

Освобожденный перешагнул растянувшегося на полу причитающего старичка и снова оказался на свободе. Ничего не говоря, Кэт закрыла за ним дверь на ключ и стала недовольно подниматься вверх по лестнице. Погорел двинул следом, с интересом рассматривая висящий у своей спасительницы на плече вполне реальный фрицевский «Шмайсер». А дамочка-то не простая, схватывает на лету все самое нужное, отметил он. Не успела освоить один вид оружия, как тут же принялась за освоение другого. Машину не научилась только водить, что в принципе уже ничего не меняло. Поэтому дурочку и подставили, хоть и не очень удачно.

— Где ты его взяла? — удивился он диковинной штуковине, с какой уже даже в Африке дикие племена не воевали.

Женщина скинула с плеча оружие и протянула его с ухмылкой мужчине:

— Один сукин сын дал пострелять, держи, вояка. И только вздумай отдать его этим, я сама тебя пристрелю.

— Чтоб ты его родственничка по затылку и в подвал? — не поверил Погорел.

— У меня был выбор? — зло взглянула на него Кэт. — Штука хорошая, тяжелая, я только пользоваться ей не умею.

— А серьезно?

Сказала же, что из коллекции Босяткина, в которой раньше было много всякого добра, начиная с африканского лука и заканчивая рогаткой, какой в детстве мочил лягушек на болоте. Остался только этот экспонат, который он сам ей и вручил, уверенный, что племянник никого в живых оставлять не собирается.

— И ты его за это в тюрьму, — не поверил Погорел.