Испытай меня нежностью и болью

Это новое ощущение накрывает с головой, заставляя звезды вспыхивать и плясать перед глазами. Мне хочется закричать, но я не могу. Хочется выгнуть поясницу, но я не могу. Хочется запрокинуть голову и напрячь до боли шею, но и этого я сделать не могу. Он лишает меня всех способов выпустить энергию, справиться с этим адовым напряжением. Мне приходится принять и пропустить через себя весь ебаный кайф, разливающийся по телу электрическими волнами. Я задыхаюсь, глаза наполняются влагой, и слезы текут вниз, заливая уши. Нервные окончания звенят от удовольствия, которое сравнимо с болью. Кажется, что это невозможно выдержать, что проще умереть. Когда наступает оргазм, я впиваюсь в его плечи так, что потом с трудом расслабляю застывшие от напряжения пальцы. Петя неожиданно выскальзывает наружу и в три сильных толчка кончает, а потом наконец убирает руку от моего рта. Я с усилием разжимаю челюсть и принимаюсь лихорадочно вытирать дрожащими пальцами дорожки слез.

— Когда ты успел надеть презерватив? — бормочу первым делом.

— Не бойся, успел, — фыркает он. — А если бы и нет, то что? Если ты окажешься беременна — обещаю не бегать по лабораториям с ДНК-тестами.

— Что, хочешь ребенка? — спрашиваю я в шутку.

— Хочу, — отвечает он вполне серьезно, и с моего лица сползает улыбка:

— Петь…

— Не обязательно прямо сейчас, — уточняет он. — Но да. И не спорь. Можешь теперь спускаться вниз и вот это вот все. А мне надо поискать перекись водорода, ты расцарапала меня так, что у тебя под ногтями остались кровавые ошметки моей кожи, смотри…

— Прости, — морщусь я виновато, а он целует меня в нос:

— Ничего, это мне на память.

Он помогает мне спуститься, а потом спрыгивает сам и правда отправляется к проводнице, чтобы попросить аптечку. Обратно он возвращается через три минуты с перекисью и ватными дисками. Мы устраиваемся на нижней полке, и я обрабатываю его боевые раны.

— Надо спать, — улыбается Петя. — Вставать уже через пару часов.

— Ничего, дома отоспимся, — отвечаю я и тянусь к нему, чтобы крепко поцеловать в губы.

Четыре часа — это даже не утро, это почти ночь, за окном еще темно, но поезд подъезжает к Вологде, и мы сидим на нижней полке, сонно моргая, в окружении немногочисленных дорожных сумок. Наш попутчик, мужчина с места напротив, тоже проснулся и теперь смотрит на нас с верхней полки, а я прячу глаза, потому что мне кажется, что он мог нас видеть или слышать. Щеки невольно покрываются румянцем, а Петя, заметив это, улыбается.

Кроме нас, на станции выходит еще несколько человек. Выскочив на перрон первой, я дожидаюсь, пока Петя вытащит весь багаж.

— Замерзла? — спрашивает он, когда наконец оказывается рядом.

— Немного, — признаюсь я.

— Держи, — он стягивает с себя пиджак и набрасывает мне на плечи.

— Спасибо, — я благодарно выдыхаю. — Кто же знал, что третьего июля в четыре часа утра будет так холодно.

— Идем в здание вокзала, погреемся, пока ждем такси.

Я киваю, и мы отправляемся внутрь, а еще через пятнадцать минут садимся в автомобиль. Я называю домашний адрес и прилипаю носом к окну машины. Рассвет только-только занимается на востоке, но знакомые очертания родного города я могу узнать и в полной темноте.

— Ты ведь не бывал в Вологде?

— Нет, — Петя качает головой.

— Я все покажу тебе.

— Конечно.

Около подъезда я задираю голову, отыскивая окно своей спальни, и показываю его Пете. Он смеется:

— Буду знать, как пробираться к тебе в постель по ночам!

— Извращенец! — фыркаю я и тяну его за руку: — Идем!

Мне не терпится познакомить его с мамой и папой. Они ждут нас — но я все равно немного волнуюсь. Хочу, чтобы они понравились друг другу. Хотя… разве может Петя кому-нибудь не понравиться?

50 глава. Брусничные ватрушки и скрипучая кровать

— Мам, знакомься: это Петя, мой… молодой человек, — я немного смущаюсь называть его так при родителях, да и при нем самом, но ответом мне служат только теплые улыбки родных людей, и это делает меня немного смелее. Я продолжаю: — Петь, это моя мама Вероника Игоревна. Пап, это Петя. Петь, мой папа Герман Викторович.

Папа с Петей обмениваются крепкими рукопожатиями, а мама тут же бросается обнимать и меня, и нового члена семьи. Нет-нет, это не мои слова, а ее! Более того, мама называет Петю новым членом семьи настолько уверенно и громко, что смущает даже его самого. А Петю, знаете ли, не так легко смутить. Сейчас же у него даже щеки покрываются легким румянцем.

На часах — половина пятого утра, но свет включен по всей квартире, стол накрыт, чайник закипает, и нас зовут завтракать.

— Какая красота! — восклицает Петя, увидев корзинку с испеченными мамой брусничными ватрушками, а она усаживает его за стол вперед всех:

— Приятного аппетита!

Глядя на это зрелище, я невольно улыбаюсь: я знала, что мама будет стараться, но чтобы настолько… Это слишком мило.