Испытание

Но вручить ковер оказалось делом нелегким. По традиции ковер полагалось накинуть на спину коня и затем провести победителя мимо трибун. Но Тариель не давался. Казалось, прикосновение причиняет ему жгучую боль. Он отскакивал от протянутой руки, словно от горящей головешки. Его скошенный, с кровавой радужкой глаз подстерегал малейшее движение людей. Он сбил шляпу с головы члена судейской коллегии, почтенного профессора Шишмарева, оставил оттиск своих зубов на плече младшего тренера, крутился и козлил. Уже дважды дорогой ковер, вышитый терпеливыми руками туркменских ткачих, падал в пыль, когда по трибунам пронесся дружный крик:

— Ага-Юсуп!.. Ага-Юсуп!..

Старый тренер подходил своей обычной шаткой походкой: он был хром на обе ноги. Зайдя с головы коня, он схватил его под уздцы. Влажно всхрапнув, Тариель опустил зад и попытался вскинуться на дыбы. Мелькнуло его светлое брюхо с широкой черной полосой, где скапливался пот, стекавший с боков и крупа. Он едва не оторвал от земли легкое тело Ага-Юсупа. Гельды и младший тренер бросились на помощь старику. Не переставая улыбаться, Ага-Юсуп свернул книзу и вбок морду коня и что-то сказал своим помощникам. Младший тренер поднял ковер, Гельды развернул ремни.

Ага-Юсуп крикнул, ковер упал на спину Тариеля, но не успел Гельды прихватить его ремнями, как Тариель бешеным вздрогом освободился от ненавистной ноши.

Лишь третья попытка принесла удачу. Облаченный в дорогой ковер от хвоста до холки Тариель жалобно водил головой, крупные слезы стекали по его морде.

— Что, видали? — говорили на трибунах, храня верность легенде. — Шесть человек не могли справиться, а Ага-Юсуп только взглянул!

Грохнула медь оркестра. Тариель рысью побежал мимо трибун. Повиснув на поводе, чертил землю ногами младший тренер. Нагнув голову и жадно затягиваясь обсосанной папироской, застенчиво двинулся Гельды, такой твердый в седле, такой неуверенный на земле, а последним, припадая на обе ноги и обратив к трибунам незрячую половину лица, вышагивал Ага-Юсуп.

Он был наездником еще до революции, лучшим наездником Туркменистана. Бой Шахмурадов тщетно пытался заставить Ага-Юсупа работать на него. Не вышло. Тогда Шахмурадов решил избавиться от Ага-Юсупа. Однажды во время скачек два всадника с двух сторон бросились к Ага-Юсупу. Цокнули, сбившись, копыта, Ага-Юсуп сделал отчаянный рывок, но было поздно: всадники зажали его с двух сторон, он почувствовал, как хрустнули кости ног, и упал на круп лошади. В тот же момент один из всадников плетью выжег ему глаз.

Когда он лежал в пыли, над ним склонилось потное брюзглое лицо с усами, похожими на крысиные хвостики.

— Червь, — прохрипел Шахмурадов, — ползи к моим конюшням, будешь учить коней.

Но Ага-Юсуп предпочел нищенскую суму. Годы скитался по базарам хромой одноглазый нищий. Когда пришла Советская власть и в аулах возникли колхозы, Ага-Юсуп принес им свой опыт и годами скопленную тоску по коням…

Трибуны встретили его овацией. Сегодня Ага-Юсуп вновь блеснул своим тонким и гибким мастерством. Только теперь поняли знатоки глубокий смысл победы Тариеля. Хорош спокойный, выдержанный конь. Но всегда ли следует ломать характер коня ради этой внешней покорности? Ведь можно и так сломать характер, что конь перестанет быть конем. Страстный характер Тариеля не мирился с чужой властью. Сохранив ему видимость свободы, Ага-Юсуп сумел взять от него то, что нужно для победы. Он заставил служить этой цели даже отрицательные качества Тариеля — неукротимую, своевольную страстность. Он сделал это так тонко, что не затронул бешеной гордости коня. Своеволие Тариеля послушно работало на Ага-Юсупа…

У одинокого доселе стана «Заря» появились первые зеваки. То было добрым знаком: «Заря» начинала завоевывать популярность. И когда объявили забег на республиканский приз и Чары взобрался на иомуда, кто-то крикнул:

— Всыпь им, Чары!

Кони галопом подошли к старту. Взмах флажка — и вот они понеслись плотно сбитой кучей, обогнули поворот, куча стала таять, между всадниками наметились просветы, и вперед вырвался белый Сокол бахарского колхоза; на следующем повороте снова сбились в кучу, а на последней прямой вдруг растянулись в ленту. Можно было подумать, что они выполняют заранее намеченную фигуру — с такой это вышло четкостью. Сейчас почти равные промежутки отделяли наездников друг от друга, лишь в конце ленты случился обрыв: Чары на своем иомуде сильно отстал от ближайшего соперника.

В таких случаях наездники обычно сходят с дорожки — уж очень неловко подходить к финишу, когда другие закончили дистанцию, чувствуешь противную пустоту вокруг себя. Но Чары думал: пусть иомуд привыкает к дорожке. В одиночестве под свист мальчишек закончил он дистанцию.

И снова пустота обвела кругом стан «Зари». Чары не был ни смущен, ни опечален. Он чувствовал, как растет в нем сила, упрямая, сосредоточенная сила. Подобная напряженная ясность овладевала им в опасные минуты на фронте. Тогда чувствуешь себя как бы выключенным из привычных ощущений и вместе с тем необычайно отчетливо воспринимаешь все происходящее вокруг…