— Ладно, извини, — засмеялась подруга, — на эмоциях!
Я закрыла пудреницу и быстрым шагом пошла по дороге в школу. На самом деле готова была бежать куда угодно, лишь бы подальше от Лекса. Да хоть в Чёрный замок! Но осколок здравого смысла где-то на задворках сознания подсказывал, что это будет выглядеть совсем уж по-детски. Протопав мимо куратора, услышала, что он идёт следом. Первое время мы молчали. Постепенно размеренная ходьба, графика света и тени на дороге и соловьиные трели успокоили меня. Впереди показался последний поворот. Ещё немного — и я смогу спрятаться. Взбегу по ступенькам крыльца и, что называется, мальчики — налево, а девочки — направо. У куратора было другое мнение:
— Леди Елена, я вас чем-то обидел?
О боже! Чем он мог меня обидеть?! Тем, что появился в школе весь такой невозможно классный? Тем, что оказался воплощением мечты моей подруги? Тем, что не в состоянии постигнуть моих чувств из-за проклятья его мира? Тем, что я попала сюда по недоразумению? Если кто и был виноват во всей этой кутерьме, то не великий князь Александр Васильевич.
Я замедлила шаг, потом остановилась и взглянула на его высочество:
— Всё в порядке. Просто я не представляю, как молчать о том, что вы…
— Разве для вас это имеет какое-то значение?
Мы стояли друг напротив друга, смотрели в глаза. Не представляла, что видел Лекс в моём лице, я наблюдала лишь, как принц пытался разгадать ребус. Вот откуда берутся легенды о женской логике — мы смотрим на события с абсолютно разных точек.
— Для меня — нет, — заговорила, наконец, я, — другие девушки ждут вашего визита в школу. Ходят слухи, что наследник будет выбирать невесту.
— Как раз этим я и занимаюсь, — улыбнулся Лекс, — согласитесь, Елена, за два-три дня сложно разобраться кто есть кто, поэтому пошёл на хитрость: уговорил его величество отпустить меня поработать куратором.
Хитрость — вот как это называется. Мне бы хотелось обвинить принца в нечестной игре, но язык не поворачивался, в конце концов, он всего лишь хотел познакомиться с девушками в непринуждённой обстановке, а сделать это наследнику престола можно только инкогнито. Меня интересовало ещё одно обстоятельство:
— Эти игры с пророчеством и поисками леди Веровой — тоже притворство?
— Нет, — Лекс стал серьёзным, — поиски избранной — настоящая причина моей отлучки из столицы. Об этом знают только три человека: вы, я и Мартынович.
— Ректор? — довольно глупо уточнила я.
Его высочество кивнул и указал рукой на дорогу, предлагая продолжить путь.
— Я должен поблагодарить вас за помощь, леди Морковина, и… — сделав паузу, он со вздохом продолжил: — и повторить свою просьбу. Постарайтесь не рассказывать подругам о наших делах.
Вот так в один прекрасный день я стала обладательницей сразу двух секретов. Подружка агента под прикрытием, да и только! С одним печальным отличием: любовь мне не грозила, во всяком случае, взаимная. Пользуясь случаем — до школы оставалось ещё минут десять пути, я спросила:
— Ваше высочество, а почему вы уверены, что леди Верова — избранная?
— Все три условия, оговорённые в пророчестве, исполнились. Так, во всяком случае, считает Всеволод Мартынович.
— Три? — переспросила я. — Девушку должен растить не родной отец, она должна обладать магией и… ещё что?
Мне показалось, или куратор смутился? Во всяком случае, он отвёл глаза и прокашлялся, прежде чем сказать:
— Ребёнок должен быть плодом любви.
Вот те раз! Это в проклятом мире? Я даже не нашлась, как отреагировать. Впрочем, Лекс сам взялся за объяснения.
Наш ректор, будучи ещё студентом и талантливым химиком, изобрёл вещество, стимулирующее определённые процессы в организме. Приняв такое лекарство, человек испытывал эмоциональный подъём, даже восторг. «Влюблённость» была неестественной, но за неимением альтернативы Ясмина и Всеволод использовали это средство и были уверены, что их дитя было зачато с любовью. Мне этот пункт казался притянутым за уши, но я смолчала, а спросила о другом:
— И вы, и ректор говорили о синих глазах Полины. Это точно?
— Мартынович видел ребёнка. Он тайно навещал Ясмину, когда девочке исполнился год. Полагаю, — Лекс опять прокашлялся, — женщина не подпускала супруга к себе. После испытанных чувств даже подумать не могла о близости с другим.
— А-а-а… — протянула я, — выходит, его сиятельство в курсе, что дочь ему не родная.
В эту минуту я посочувствовала «дядюшке». Хотя эти обстоятельства не оправдывали его суровое обращение с женой и её ребёнком.
— Я тоже, — вздохнул мой спутник, — не взялся бы всерьёз осуждать графа Верова.
Мне, как всегда, хотелось найти какой-нибудь выход, вот и предположила:
— Можно было снова использовать то лекарство, — видя, что Лекс не понимает о чём я, пояснила: — То, которое изобрёл Всеволод Мартынович. Ведь оно помогает испытать нечто похожее на любовь.
Куратор, как мне показалось, сокрушённо вздохнул и покачал головой:
— Там жуткие побочные эффекты. Применять это снадобье строго запретили.
Короче, куда не кинь — всюду клин. Я крепко задумалась о том, как живётся здешним людям. Так ли благополучно, как кажется на первый взгляд?