Испытание огнем

– Правда нет. Всё облазил.

– Это не есть хорошо! Что же делать?

– Мука нужна. Мельник как выйдет – белее снега, – сказал Прохор.

– Мукой обсыпаться – кощунство, – воскликнул я, – лучше съесть! Но направление мысли верное. Что-то белое нужно. Известь жжётся, цемент стынет. Мел, тальк, побелка. Брасень, ищи!

– Ты мне ещё «фас» крикни. Ищи! Всё, всё! Молчу! Уже ушёл.

– Политрук! Иди к комдиву. Стучи на кладовщиков! Лыжи зажали. У них ещё двадцать пар есть!

– Стой, мать твою за ногу, об угол! Ты куда прёшь, дебилоид! Там ещё не разминировали! Таблички для кого стоят? Для меня?

И так до вечера. Может, я плохой командир, поэтому такой бардак? И ещё Серёгу комдив позже отправил в госпиталь. За наглость, наверное. Вообще один остался. На двести штрафников. В роте ни одного не разжалованного. Поразительное однообразие. А по закону ротный и взводные должны быть кадровыми.

Руины столицы (1942 г.) Юмор от люфтваффе

Утром никого не стали поднимать. Пусть поспят. Ночь будет тяжёлой. И не одна. Сам проснулся на рассвете – трясло. Нет ничего хуже, чем день перед штурмом. Всё одно, что за штурм: экзамен, драка с соседним кварталом, первое свидание, бой с немцами – всё одно испытание. Трясёт, в голове зациклена только одна мысль – всё ли успел, всё ли правильно сделал, ничего не забыл?

Ворочался, ворочался, встал, оделся, вышел на улицу. Надо чем-нибудь занять руки – голова забьётся, иначе можно и сорваться с резьбы.

Ясное небо. Сегодня будет солнечно и тепло. Сел на завалинку, стал чистить ДТ, потом набивать диски патронами из ящика. Мимо поплыл манящий запах – повар готовит завтрак. Я начал успокаиваться. Подошёл осунувшийся, но довольный Иван.

– Что нового слышно? – спросил я его. Отложил диск, взялся за трубку.

– Говорят, интендант застрелился.

– Да ты что?! И как это?

– Говорят, кровью своей написал в партбилете: «Я – вор», – и выпустил себе мозги из собственного пистолета.

– Стрелял один раз?

– Ну да.

– А больше ран не было?

– Нет вроде.

– Эх, Ваня, Ваня! Не быть тебе атаманом! Так и помрёшь казачком! Мститель хренов. Поэтому и сел, что сыпешься на мелочах. Ключевых мелочах.

– Чё это? Как это?

– Если бы ты головой умел думать, а не тем, на чём сидишь, то понял бы, что брешут эти сплетники.

– Что это сразу – «брешут»?

– Ну, следи за моей мыслью. Если интендант выстрелил себе в башку, то он умер мгновенно. Так?

– Так.

– А как же он тогда в партбилете писал?

– Пальцем.

– Мёртвый?

– Наверно, живой ещё был. Написал, а потом стрельнул.

– А кровь тогда откуда? Больше же ран не было. Так?

Ваня насупился.

– Вот я и говорю: учись, Ваня, головой работать. Думать учись. Это тяжело, но надо. Иди. Охламон!

Принялся опять набивать диск. Вот придурок! Ну никому ничего доверить нельзя. Мститель одноразовый! Твою мать! Особисты нагрянут. Хоть всё делай сам! Чем люди думают вместо головы?

Настроение было испорчено до конца. Психуя, добил диск, закинул пулемёт за плечо, зашагал по улице, поглядывая на небо. Оно было ярким и солнечным. Прилетят?

– Воздух!

Прилетели. Двое «лапотников». Прямыми попаданиями неразорвавшихся бомб развалили два макета, погоняли из пулемётов моих сонных штрафников, покачали на прощание крыльями и улетели. Легко отделались. Только одного убили. Раненых нет. Ушибленных много. Это хорошо, что бомбы не взорвались, а то жертв было бы больше. Почему же бомбы не взорвались?

А они и не могли взорваться – это были не бомбы, а брёвна. Так немцы сообщили нам, что разгадали наш замысел с фальшивой батареей. Деревянными бомбами по деревянным пушкам. Я оценил юмор.

– Политрук, в штаб дивизии сообщи, что немцы догадались про деревянную батарею. Так и сообщи, что подверглись бомбёжке деревянными бомбами.

Серёга убежал к заградотряду – звонить. Больше он не вернулся. Лечить отправили.

– Рота! Через час построение. Готовность к маршу!

Суета стала лихорадочной.

Руины столицы (1942 г.) Уроки подлёдного плаванья

– Бойцы! Мужики! Началось освобождение нашей Родины! И началось оно с освобождения столицы. Нам предоставлена честь принять в этом непосредственное участие. Сегодня ночью мы по льду форсируем реку и захватываем плацдарм на западном берегу. Все мы оказались здесь не по своей воле, но за свои грехи. Сегодня нам будет дана возможность смыть с себя пятно позора кровью. Своей кровью и кровью врага. Помните, то, что мы штрафники – это временно. А то, что мы русские – это навсегда! Да, кто-то сегодня падёт, кто-то будет ранен. Но все мы сможем лицом к лицу сойтись с врагом и отомстить! Отомстить за тех, кто уже никогда не сможет, за тех, кто никогда и не мог. За убитых жен и детей! За матерей и отцов! За братьев и сестёр! За расстрелянных и повешенных, за задавленных танками и заживо сожжённых! Отомстим! За Родину! Бей выродков! Ура!

Вот такую речугу я толкнул перед строем. Похоже, прониклись. Самое время спеть что-нибудь патриотическое.

– Напра-во! Шаго-м… Арш! Запе-вай!

Спели «Вставай, страна огромная», потом я пел «Молитву», немногие подпевали: