Испытание правдой

Выслушав меня, отец заговорил хорошо поставленным голосом преподавателя:

— Ей необходимо немедленно расстаться с этим доктором.

— В этом ты прав. И я знаю, что сукин сын спит и видит, как бы избавиться от Лиззи… тем более, что сейчас она угрожает разрушить его брак, его карьеру, его дерьмовое телешоу… всё. Впрочем, не могу сказать, что он этого не заслуживает.

— Надеюсь, ты не винишь себя.

— Конечно, виню. И больше всего меня гложет мысль, что мы с Дэном сделали — или не сделали — что-то такое…

— …что заложили в нее эту потребность быть нужной, отчаянное желание любить?

— Ну да.

— Ты же сама знаешь, что у вас обоих с психикой все в порядке.

— Тогда почему она так опасно слетает с катушек, когда речь заходит о любви?

— Потому что она так устроена. Или это в ней развилось. Но ты ведь знаешь, что настоящая проблема в другом: Лиззи ненавидит свою работу.

— Верно… но зато она любит деньги.

— Нет, не любит, и мы оба зто знаем. Деньги, шикарная квартира, модная машина, экзотические путешествия… она мне рассказывала про все это, но я слышал в ее голосе отчаяние Фауста, заключившего сделку с дьяволом. Ты не думай, мне хорошо известен ее так называемый план — десять лет в этом казино, сорвать большой куш, потом свалить и в тридцать пять заняться тем, чего просит душа. Только она уже поняла, что погоня за деньгами губительна. Тут чистой воды социальный дарвинизм — если ты не можешь играть по правилу «выживает сильнейший»…

— Да, но она как раз очень хорошо играет по этим правилам. За последние полтора года она два раза получала повышение по службе.

— Но это по-прежнему разрушает ее изнутри. Потому что, в отличие от тех, кто включился в эту игру до конца своих дней, Лиззи не примитивна. Наоборот, она очень самокритична, четко знает свое место в этом мире и свои возможности.

— Вся в мать.

— Ханна, возможно, тебе не захочется в этом признаться, но ты хозяйка своей судьбы. Лиззи тоже хозяйка своей судьбы, и она убедила себя в том, что большие деньги, которые она заработает, дадут ей свободу… хотя в глубине души понимает, что все это полная туфта. Так что, как я вижу ситуацию, эти отчаянные поиски любви, стремление подцепить своего парня, пусть даже женатого дурака, — не что иное, как проявление ненависти к самой себе за то, что не может порвать с финансовым миром, который она ненавидит. Как только она уйдет с этой работы и подыщет то, что ей действительно по душе, не останется и следа от этого маниакального поведения, которое, по мне, так не что иное, как начало серьезной депрессии.

Нельзя не отдать должного отцу. Он попал в точку, его анализ был потрясающе обоснованным и убедительным, что, впрочем, всегда и отличало его как выдающегося историка.

— Ты поговоришь с Лиззи? — спросила я.

— Я уже говорил с ней.

— Что? — ужаснулась я.

— Она сама звонит мне два-три раза в неделю.

— С каких это пор?

— Вот уже несколько недель. Началось с того, что однажды она позвонила поздно вечером — пожалуй, даже после полуночи — и разрыдалась в трубку. Мы говорили часа два, наверное.

— Но почему она позвонила тебе?

— Об этом ты уж сама у нее спроси. Как бы то ни было, после того как мы поговорили в первый раз — и мне удалось ее успокоить и отговорить от резких шагов, потому что это случилось сразу после разрыва и, судя по голосу, она была не в себе, — так вот, после этого она стала звонить мне почти каждый день. А потом уже после того, как я помог ей найти психиатра…

— Она ходит к психиатру? — изумилась я.

— Очень хороший парень из Гарвардской медицинской школы. Чарльз Торнтон — сын моего сокурсника по Принстону и один из ведущих специалистов по навязчивому неврозу…

— Я не сомневаюсь в том, что он гений, отец. Ты ведь знаком только с лучшими из лучших. Что меня поражает, так это то, что ты не только скрыл это от меня, но весь день делал вид, будто ты совершенно не в курсе.

— Ты вправе сердиться на меня. Но Лиззи взяла с меня клятву, что я никогда не расскажу о наших беседах, и, так же как ты, я всегда держу слово.

— Я ничего не ответила на это, хотя и знала, что он имеет в виду. Меня не отпускала мысль о том, что семейная жизнь похожа на спутанный клубок секретов. Только не говори маме/папе… Держи это при себе… Он/она не должны знать…

— Тогда почему же ты нарушил слово?

— Потому что ты нарушила свое слово, которое дала Лиззи.

— Но я это сделала только потому, что…

— Я знаю. У нее сейчас решается судьба, и ты понимала, что от меня не ускользнет твоя нервозность, а утаивать что-то от меня ты не любишь, ведь, в отличие от своего отца, ты никогда не отличалась талантом заговорщика.