Читаем Испытание Ричарда Феверела полностью

И Ричард повел его вперед сдержанно и учтиво, чем немного охладил в Риптоне пыл, побуждавший его дать волю рукам. На опушке леса Ричард скинул курточку и жилет и, сохраняя до конца присутствие духа, принялся ждать, пока Риптон последует его примеру. Соперник его весь раскраснелся от волнения; он был старше и крупнее, но зато не так крепок, не так хорошо сколочен. Боги, единственные свидетели их поединка, решительно были против него. Ричард преисполнился присущей Феверелам решимости, и в глазах у него вспыхнул огонек, потушить который было отнюдь не просто. Его слегка приподнятые возле висков брови смыкались над правильным прямым носом; большие серые глаза, раздутые ноздри; твердо поставленные ноги и джентльменское спокойствие и готовность — вот что отличало нашего юного борца. Что до Риптона, тот пришел в замешательство и дрался, как школьник, — он ринулся на своего противника головой вперед и принялся молотить его, изображая собою ветряную мельницу. Он был неуклюж. Попадая в цель, он, правда, давал почувствовать свою силу, но ему не хватало уменья. Видя, как он кидается, моргает, пригибается к земле, пыхтит и крутит руками, в то время как решающий удар по противнику приходится между ними, вы убеждались, что им движет отчаяние и что он сам это знает. Он уже со страхом видел перед собою то, чего больше всего боялся: стоит ему сдаться, и ему будет под стать та унизительная кличка, которой его с презрением обозвали двадцать раз; нет, лучше уж умереть, но не сдаться; и он продолжал крутить свою мельницу до тех пор, пока не падал.

Бедный мальчик! Падал он часто. Больше всего его заботило то, как он будет выглядеть в чужих глазах — и он терпел поражение. Боги всегда покровительствуют какой-то одной из сторон. Царь Турн[10] был юношей благородным; однако Паллада была не с ним. Риптон был добрым малым, но уменья у него не было. Доказать, что он не дурак, он не мог! Стоит только призадуматься над этим, и станет ясно, что избранный Риптоном способ был единственно возможным, и любому из нас было бы до чрезвычайности трудно опровергнуть сказанное как-то иначе. Риптон вновь и вновь натыкался на уверенно направленный в него кулак; и если в самом деле, как он признавался себе в короткие свободные от ударов промежутки, бить его следовало так, как разбивают яйцо, то лишь счастливая случайность спасла нашего друга и не дала ему в это разбитое яйцо превратиться. Мальчики услыхали, что их зовут, и увидели направлявшихся к ним мистера Мортона из Пуэр Холла и Остина Вентворта.

Было провозглашено перемирие, они взяли свои куртки, надели ружья на плечи, быстрыми шагами пошли по лесу и остановились только после того, как миновали несколько полян и засаженный лиственницей участок.

Во время этой коротенькой передышки каждый стал вглядываться в лицо другого. Лицо Риптона от всех синяков и грязи изменилось в цвете и приобрело не свойственное мальчику свирепое выражение. Тем не менее, оказавшись на новом месте, он бесстрашно приготовился к продолжению поединка, и Ричард, чей гнев уже утих, не в силах был удержаться и спросил, не хватит ли с него того, что он уже получил.

— Нет! — вскричал его негодующий противник.

— Ну так послушай, — сказал Ричард, взывая к здравому смыслу, — устал я тебя лупить. Я готов сказать, что ты не дурак, если ты протянешь мне руку.

Риптон немного помедлил, чтобы посовещаться со своей честью, и та уговорила его воспользоваться представлявшимся случаем.

Он протянул руку.

— Ну ладно!

Они пожали друг другу руки и снова стали друзьями. Риптон сумел настоять на своем, а Ричард решительным образом одержал верх. Таким образом, они были квиты. Оба могли считать себя победителями, и это еще больше скрепляло их дружбу.

Риптон вымыл в ручейке лицо, прочистил нос и был снова готов идти за своим другом, куда тот его поведет. Они опять принялись охотиться на птиц. Оказалось, однако, что на угодьях Рейнема птицы исключительно хитры и упорно ускользают от их мастерских выстрелов; и вот они перешли на соседние владения, пытаясь найти пернатых попроще и начисто позабыв о законах, запрещающих охоту в чужих поместьях; к тому же им и в голову не пришло, что браконьерствуют они на земле пресловутого фермера Блейза[11], фритредера[12], человека, пользовавшегося покровительством Пепуорта и не питавшего ни малейшей симпатии к грифону между двумя снопами пшеницы, — человека, которому суждено сыграть немалую роль в судьбе Ричарда от начала и до конца. Фермер Блейз ненавидел браконьеров, а пуще всего соблазнявшихся незаконной охотой подростков, которые пускались на это скорее всего из простого бесстыдства. Заслышав то тут, то там выстрелы, он вышел посмотреть, кто это ворвался в его владения, и, убедившись, что это были именно мальчишки, поклялся, что проучит сорванцов и что ему решительно все равно, лорды они или нет.

Ричард подстрелил красивого фазана и восхищался своей добычей, когда перед ним выросла зловещая фигура фермера, недвусмысленно пощелкивавшего хлыстом.

— Хорошо поохотились, молодые люди? — в словах его звучала ирония.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза