Читаем Испытание Ричарда Феверела полностью

Достопочтенный Питер, которому надоело ездить взад и вперед, настаивал, чтобы его патрон действовал быстрее. Лорд Маунтфокон был более мудр или более щепетилен, чем его приспешник. Едва ли не каждый вечер он виделся с Люси. Неискушенная молодая женщина не видела в его посещениях ничего худого. К тому же ведь Ричард сам поручил ее попечению лорда Маунтфокона и леди Джудит. Леди Джудит уехала с острова и вернулась в Лондон; лорд Маунтфокон остался. В этом не было ничего худого. Если прежде у нее и появлялись иногда какие-то подозрения, то сейчас она была на этот счет совершенно спокойна. В глубине души ей это даже, может быть, льстило. Лорд Маунтфокон получил то изысканное воспитание, какое достается обычно в знатных семьях на долю наследующего титул старшего сына; он умел разговаривать и поучать; это был истый лорд; и в то же время он дал ей понять, как он порочен, насквозь порочен, и убедил ее, что от общения с ней он становится лучше. У героинь, равно как и у героев, есть свое честолюбие: им тоже хочется приносить людям пользу, героиню тянет творить добро, а задача исправить порочного человека для всякой добропорядочной женщины особенно соблазнительна. Для нежного женского сердца возвратить на путь истинный мужчину — такая же услада, как драгоценный китайский фарфор. У лорда Маунтфокона не было никаких уловок волокиты: его золото, его титул, да и сама внешность до сих пор избавляли его от необходимости воздыхать по ком-либо долго, а, может быть, даже и воздыхать вообще; устройством его любовных шашней занимался достопочтенный Питер. Поведение милорда не вызвало в Люси ни малейшей тревоги, как то могло случиться, если бы он был истинным искусителем. В ее мученической жизни ей было радостно иметь преданного друга, и находить в нем поддержку, и сознавать, что и сама она может что-то сделать для этого друга. Слишком простодушная, для того чтобы задумываться над тем, какое положение занимает его светлость, она как-никак была женщина. «Он, такой знатный аристократ, не считает зазорным общаться со мной и даже меня ценит», — оправдывающая мысль эта, может быть, и мелькнула раз-другой в то время, когда она размышляла о гордой семье, в которую замужеством своим она была введена.

Январь попеременно то поливал старуху землю дождями, то сковывал ее льдом, когда достопочтенный Питер направился к источнику всех своих благ с важными новостями. Не успел он заикнуться о том, что его светлость все еще ни на что не решилась, как Маунтфокон забарахтался в одолевавших его трудностях, точно беспомощный дракон. Чем только он ни клялся, что он повстречал теперь настоящего ангела за свои грехи и не способен его обидеть. Минуту спустя, однако, он уже клялся, что она будет принадлежать ему, даже если будет царапаться, как кошка. Его светлость прибегал не к самым изысканным выражениям.

— Я не продвинулся ни на шаг, — жаловался он. — Послушайте, Брейдер! Право же, эта маленькая женщина может вить из меня веревки. Клянусь честью, я женился бы на ней хоть завтра. Я вот вижусь с ней здесь каждый день, и, как бы вы думали, о чем мы с ней говорим? Об истории! Ведь от одного этого можно сойти с ума! И вот, черт возьми, я теперь подвизаюсь в роли читающего лекции ученого педанта! И, клянусь честью, заниматься ее просвещением мне приятно. Но стоит только выйти за порог ее дома, как меня так и подмывает кого-нибудь пристрелить. Что там говорят в городе?

— Ничего особенного, — многозначительно ответил Брейдер.

— Когда же этот малый… ее муж… думает вернуться?

— Надеюсь, все устроится так, что он вообще не вернется, Маунт.

Аристократ и приспешник переглянулись.

— Что ты этим хочешь сказать?

Брейдер начал было что-то насвистывать, но вдруг перебил себя:

— В мгновение ока он сделался донжуаном — вот и весь сказ.

— Вот так черт! Выходит, Белла его окрутила? — испытующе спросил Маунтфокон.

В ответ Брейдер только протянул его светлости письмо. Оно было помечено побережьем Сассекс[150]

, подписано «Ричард» и гласило:

«Моя прелестная Нечистая Сила…

Коль скоро дьявол сидит в нас обоих и мы открыли его друг в друге, приезжайте ко мне сейчас же, не то я куда-нибудь немедленно же уеду. Приезжайте, моя светящаяся адским пламенем звезда! Я убежал от вас, а теперь я зову вас к себе! Вы научили меня дьявольской любви, и теперь я не могу без вас жить. Приезжайте через час после того, как получите это письмо».

Маунтфокон перевернул лист, чтобы посмотреть, нет ли еще чего на обороте.

— Восторженное любовное письмо! — воскликнул он; он встал с кресла и принялся расхаживать по комнате, бормоча: — Ну и собака! Как подло он поступает с женой!

— Подлее некуда, — подтвердил Брейдер.

— Как ты это раздобыл?

— Забрел в гардеробную Беллы, пока ее ждал, на всякий случай заглянул под подушку. Вы же знаете ее повадки.

— Черт побери! По-моему, она это делает нарочно. Слава богу, я уже целую вечность не пишу ей писем. И что же, она к нему едет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза