Испытание Ричарда Феверела

— Так вот, что я вам скажу, сэр Остин. Воспитали вы его так, что во всей Англии другого такого юноши не сыскать, и я могу только им гордиться. А что до нее, то позволю себе сказать: дело-то ведь сделано, и никакой в этом нет беды — можно всю Англию вдоль и поперек изъездить и нигде не найти вам девушки, чтобы ему такой женой была, как она. И вот, значит, они поженились. И что же, они вместе сейчас, как положено быть? Пресвятый боже! Ничего этого нет и в помине! Который месяц уже, как они врозь. Осталась она одна, и некому за нее постоять. Вот я и поехала и вырвала ее из лап соблазнителей — пусть говорят, что хотят, только невинная женщина для них всего доступнее, когда она здорова телом и доверчива; так вот, я взяла и увезла ее и, с вашего позволения, у себя заперла. Такие вот дела с нашей милой! С женщинами можно совладать. Дело теперь в нем, в мастере Ричарде, — я знаю, это наглость моя, но пусть… Так вот, будь что будет, и да поможет мне господь! Все дело в нем, сэр Остин, он сейчас здесь, в столице, еще совсем тепленький после недавней женитьбы. Дело в нем… и я уже не говорю о ней, и о том, как она покорно все терпит, а ведь тоска-то ее снедает, и это о такую пору, когда у природы человеческой не должно быть никаких других забот, кроме одной… дело в нем, и вот я осмеливаюсь спросить вас… спросить его отца, джентльмена и христианина, — неужто так оно и будет: сын — отдельно, а муж — отдельно, неужто все вскорости не изменится, не соединится в одно? Говорю вам прямо: по мне, так сын должен слушаться отца, но ведь он же перед алтарем поклялся, и слова священника для него должны быть превыше всего, они и сейчас еще у меня на слуху. Знайте, на земле у меня в этом нет сомнений… уверена, что их нет и на небесах, который долг из двух для человека святее.

Сэр Остин дослушал ее до конца. Их взгляды на союз между мужчиной и женщиной, разумеется, были схожи. Однако выслушивать поучения по поводу того, что являлось главным предметом его собственных занятий, ему было все же не очень приятно, а быть вынужденным в душе согласиться с этой особой было просто унизительно для его достоинства, коль скоро нельзя было доказать, что последнее время он поступал именно так. Баронет сидел нога на ногу, приложив палец к виску, и — молчал.

— Когда столько про все надо думать, немудрено, что голова кругом идет, — простодушно сказала миссис Берри. — Вот потому люди умные и поступают не так, как положено. По мне, так главное — помолись богу и вперед!

Эта женщина с острым умом и мягким сердцем угадала мысли баронета и буквально выбила у него почву из-под ног, вырвала у него слова, которые должны были объяснить ей, что он поступает в соответствии со своими принципами, всю мудрость которых она понять все равно не сможет.

Разумеется, разум ему тотчас подсказал, что было бы пустой тратой времени разъяснять все эти обстоятельства столь невежественной женщине.

Он протянул ей руку и сказал:

— Мой сын уехал из Лондона проведать свою больную кузину. Дня через два-три он вернется, и тогда они оба приедут ко мне в Рейнем.

Миссис Берри коснулась кончиков его пальцев и, очень прямо держась, присела почти до полу.

— Он прошел мимо нее сегодня в парке, как посторонний, — пролепетала она.

— Что? — переспросил баронет. — Ну ничего! Еще на этой неделе оба они будут в Рейнеме.

Миссис Берри этим все-таки не удовлетворилась.

— Не по собственной воле прошел он сегодня мимо своей милой молоденькой жены, как посторонний, сэр Остин!

— Я должен попросить вас на этом остановиться и больше не вмешиваться в эти дела, сударыня.

Миссис Берри с поклоном выкатила из комнаты свое грузное тело.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказала она себе. — Начнешь в мужские дела соваться, так добра не жди. Мужчин надо принимать такими, какие они есть, все равно что промысел господень. Слава богу еще, что про ребенка я промолчала.

В глазах миссис Берри будущий ребенок был некой резервной силой, которая должна будет обеспечить им победу.

Адриен спросил баронета, какого тот мнения об этой женщине.

— По-моему, лучше нее я во всю жизнь не встречал, — ответил баронет, и в словах его к похвале примешивалась доля сарказма.

Клара лежит в постели такая же кроткая, как и в те дни, когда она еще была жива; белые руки ее простерты во всю длину вдоль простыни, вся она от головы до ног исполнена покоя. Ей уже больше не надо принимать железо. Ричард первый раз столкнулся лицом к лицу со смертью. Он видит бренную человеческую оболочку, из которой ушла душа.

Мать нашла Клару уже на смертном ложе. Но если бы та и застала ее в живых, она не услыхала бы от нее ничего, кроме ласковых общих слов. Она умерла, и никто не знал, отчего. На безымянном пальце ее левой руки блестело два обручальных кольца.