Читаем Испытание Ричарда Феверела полностью

Он впился взглядом в Ралфа. Если даже он и обнаружил что-то еще, он ничего не сказал и, попрощавшись с ним, вскочил в лодку и поплыл вниз по течению. Не успел Ралф скрыться за поворотом, как Ричард принялся читать написанные на конверте имена. Впервые в жизни ему пришло в голову, что кузина его Клара в самом деле очень красива; он вспомнил ее взгляды и особенно тот, последний, когда они расставались: в нем был упрек. Чего это ради Ралфу вздумалось ей писать? Разве она не принадлежит ему, Ричарду Феверелу? Вновь и вновь перечитывал он все те же слова: Кларе Дорайе Фори. Ну конечно же, имя Клара нравится ему, Ричарду, больше всех остальных, он его просто любит. Да и Дорайя тоже — он-то сам тоже ведь носит это имя. Сердце его застучало, теперь это уже не был прежний кентер, это был галоп, которым несутся, когда впереди мелькнула добыча. Он почувствовал, что совсем ослабел и не может грести. Клара Дорайя Фори — о, как это дивно звучит! В то время, как он скользил вниз по течению, ему слышались звуки флейты, доносившиеся с прибрежных холмов.

Когда мы созрели для любви, судьба тотчас же воздвигает храм, где будет гореть ее пламя.

У самой запруды, над грохотавшим потоком среди зеленых водорослей качались желтые и белые лилии. Над густо заросшим камышом и ползучею куманикой берегом склонялись кусты медуницы, и — склонялась фигура девушки. Большая соломенная шляпа роняла тень на ее лицо; слегка отогнутые поля этой шляпы оставляли губы ее и подбородок незащищенными от солнца, и, когда она наклонялась, можно было на мгновение уловить блеск ее голубых глаз. Пышные длинные локоны ниспадали ей на плечи и на спину; темно-русые в тени и золотившиеся там, где их касался луч солнца. Одета она была просто и скромно. Вглядевшись пристальнее в ее лицо, можно было заметить, что губы у нее почернели. Она рвала ежевику, кусты которой росли у самой воды. Ягод, как видно, было великое множество — рука ее то и дело направлялась ко рту. Даже самый привередливый юноша, который возмущается тем, что женщина полная теряет изящество свое от слишком обильной еды и, надо думать, был бы рад видеть ее более худощавой и тем самым более поэтичной, — и тот вряд ли станет возражать против ежевики. В самом деле, ведь поедать эту ягоду с куста — огромное наслаждение, навевающее сладостные мечты. Ежевика — родная сестра лотоса, и в ней самой есть девическая невинность. Вы едите ее: рот, глаза и руки заняты, а ум свободен. Так было и с молодою девушкой, стоявшей там на коленях. Маленький жаворонок вспорхнул над нею, заливаясь песнею, и улетел к растянувшейся по небу тучке; откуда-то из обрызганных росою зарослей, прямо над ее склоненною шляпой, просвиристел черный дрозд: полились нежные, мелодичные и, казалось, обращенные к ней звуки; изумрудное оперение зимородка блеснуло из-за зеленеющих ив; круглокрылая цапля улетела вдаль, ища уединения; скользившая вниз по реке лодка приближалась, а вместе с этою лодкой приближался и погруженный в мечты юноша; она же по-прежнему рвала и рвала ягоды и лакомилась ими — и сама предавалась мечтам так, будто поблизости никакого сказочного принца не было и в помине, как будто ей этого вовсе и не хотелось, или просто она не знала, чего ей хочется. Среди этих с кошенных зеленых лугов, где жужжали шмели и неумолчно грохотал поток, овеянная дыханием полевых цветов, душистых и пышных, она являла собою частицу прелестной человеческой жизни, заключенную в удивительную оправу и обладавшую огромной притягательной силой. Магнетический юноша повернул голову — посмотреть, далеко ли еще осталось плыть до плотины, — и тут взгляду его предстало это видение. Природа вокруг притихла. Казалось, в небе вот-вот встретятся две грозовые тучи и грянет гром. В позе девушки было столько грации, что хоть его и уносило прямо к плотине, он не взялся за весло. Как раз в эту минуту внимание девушки было привлечено какой-то особенно сочной ягодой. Он проскользнул незамеченным и тут увидел, что руке ее никак не дотянуться до цели. Сильный удар правым веслом, и он очутился возле нее. В испуге взглянула на него незнакомка и покачнулась. Ричард сразу кинулся в воду. Он успел подставить руку под ногу девушки, которая, сделав неосторожный шаг, начала было уже сползать вниз по рыхлому склону, и помог ей удержаться на кусочке твердой земли, куда вслед за нею выбрался и он сам.

ГЛАВА XV

Фердинанд и Миранда[38]

Он высадился на одном из Бермудских островов. Оставленный им мир погиб; Рейнем был где-то далеко, он канул в тумане; он сделался призраком, а реальный мир воплотился в этой белой руке, что за одно мгновение увела его на тысячи миль оттуда. Чу, как над головой у него поет Ариэль! Как сверкают над ним небеса! И, о диво! Волшебное пламя, при свете которого мир предстает нам в изначальном своем величии… Лучезарная Миранда! Принц Фердинанд у твоих ног.

Или это Адам, у которого во сне вынули ребро и преобразили его так, что он изведал рай, а потом его потерял?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза