На очередном чаепитии у Лаврова собрались «фричи» — студентки, прозванные так потому, что жили в доме некоей госпожи Фрич до того, как переселились в «русский дом». Это были сестры Фигнер, Софья Бардина и другие. Лавров решил сообщить им приятную новость: Цюрих посетит Иван Сергеевич Тургенев в ближайшие дня. Знаменитый писатель собирает материал для задуманного романа и хочет познакомиться с русскими студентами и студентками. Лавров с улыбкой добавил, что он хотел бы представить писателю девушек, здесь присутствующих.
Неожиданно все они сердито закричали, замахали руками, объявили, что не желают подобных смотрин и к Тургеневу пи за что не пойдут.
Не надо было их предупреждать… О своем досадном промахе и о непредвиденной реакции русских студенток Лавров счел долгом сообщить писателю в Баден-Баден — в осторожных выражениях, разумеется.
Тургенев ответил 9 июня: «…я третьего дня приехал сюда и нашел Ваше письмо. Очень благодарен Вам за память, но в Цюрих я не поеду. Из собственных выражений Вашего письма я должен заключить, что мне ничего бы не удалось увидеть — особенно в течение тех двух, трех дней, которые я бы там провел… Я еду в Карлсбад, а через 6 недель назад во Францию (через Баден)».
Он оказался чрезвычайно чувствителен к намекам Лаврова, что студентки в Цюрихе могут встретить его несколько холодно. И не приехал.
Зато приехал любопытствующий Вырубов. Он явился в Форстхауз вечером, попал как раз в тот назначенный день недели — журфикс — когда студенты без особого приглашения приходили к Лаврову в гости. На сей раз тут было многолюдно и накурено, табачный дым клубился в воздухе несмотря на открытые окна, говорили все разом, и постороннему трудно было разобрать, о чем речь. Лавров же был доволен, что студенты у него в гостях перестали чувствовать себя стесненно. И терпел табачный дым, хотя сам не курил.
Наутро Вырубов пошел завтракать в студенческую столовую. Потом заметил Лаврову, что кормят тут невероятно дешево, но кухня очень плоха. Лавров же находил, что кухня вполне удовлетворительна. Объяснил: студенты живут бедно и не позволяют себе никаких излишеств.
Ни с кем тут близко не познакомившись, Вырубов уехал. Отъезд его никого не огорчил. Лавров очень жалел, что не приехал Тургенев…
Никто в Цюрихе не знал, что 14 июня 1873 года Петру Лавровичу исполнилось пятьдесят лет. Он никому об этом не сказал и этот день никак не отметил.
Почта доставила в Цюрих из Петербурга номер «Правительственного вестника», где было напечатано поразившее всех распоряжение. Этот номер студенты принесли Лаврову, и он прочел:
«Легкомысленная пропаганда некоторой части нашей журналистики, ложное понимание назначения женщины в семье и обществе, увлечение модными идеями — все эти причины более или менее влияют на громадный сравнительно наплыв русских женщин в Цюрих. Коноводы нашей эмиграции ловко пользуются всеми обстоятельствами и, увлекая молодых, неопытных девушек в вихрь политической агитации, губят их безвозвратно. Правительство не может допустить мысли, чтобы два-три докторских диплома могли искупить зло…»
С каким пренебрежением это сказано — «два-три докторских диплома»! В то время как на медицинском факультете занимаются десятки русских студенток! В то время как в России лишь с прошлого года существуют высшие женские медицинские курсы!
Так какое же зло не могут искупить докторские дипломы? А вот какое: «…зло, происходящее от нравственного растления молодого поколения…», Клевета! Правительство позволяет себе клеветать!
«Вследствие сего правительство заблаговременно предупреждает всех русских женщин, посещающих Цюрихский университет и Политехникум, что те из них, которые после 1 января будущего 1874 года будут продолжать слушание лекций в этих заведениях, по возвращении в Россию не будут допускаемы ни к каким занятиям, разрешение и дозволение которых зависит от правительства, а также к каким бы то ни было экзаменам или в какое-либо русское учебное заведение».
С газетой в руках Лавров пошел в «русский дом». Здесь созвали экстренное собрание студентов.
На собрании он произнес гневную речь. Заявил:
— Русский император взял на себя ответственность за ограбление сотни молодых женщин, захотевших учиться, чтобы жить не за счет своих отцов и мужей, а на свои труды.
Он обращался к студенткам: