Испытания

Марьяна молча встала. Озолов тоже поднялся и машинально снял темные очки, как делал всегда при необходимости добавить себе зоркости. И в залитом солнцем кабинете его заново поразили румянец, чуть вывернутые ноздри, золото волос Марьяны Крупицыной. И несвоевременность ее прихода поразила, несвоевременность, которую он только сейчас осознал.

— Собственно, почему вы оказались здесь, когда еще, насколько мне известно, не кончился аврал?

Марьяна оглянулась с порога. «И в профиль хороша», — мысленно признал Озолов. Сейчас эта красавица была похожа на Нефертити. Изображение древней египетской царицы с подобием короны на голове Федор Николаевич видел недавно, листая в приемной министра какой-то журнал.

— В нашей бригаде аврал-то еще и не начинался! Контакторов до сих пор нет! — зло сказала Марьяна и рванула дверь.

Озолов по внутризаводской телефонной связи вызвал начальника аппаратного цеха Оградоваса. Тот не отозвался. Вызвал секретаря парткома Иванова. «Где-то в цехах». Вполголоса чертыхнулся: досадный узел напряженности завязался, как на грех, именно в прославленной бригаде Александры Матвеевны Лаврушиной. Панели бригады из-за контакторов не попали на выставку, проклятых этих контакторов до сих пор нет, акварель монтажницы пришлось убрать с выставки. А сейчас он отказал в квартире другой монтажнице из этой же бригады!

Как всегда неслышно, вошла секретарь, седая Маргарита Ивановна. Поймав взгляд директора, она объяснила:

— Извините, тут редактор нашей многотиражки с токарем хотят немедленно к вам.

— Разрешаю.

Токарь, хмурый белобрысый парень среднего роста, в сером пиджаке, в голубой трикотажной рубашке, забыв о необходимости поздороваться, размашисто шагнул к письменному столу, положил перед директором большой нарядный диплом.

— Третье место! — обиженно сказал парень, — Конец света! Даже перед девочками стыдно!

— Такое безобразие, Федор Николаевич, — вознегодовал редактор многотиражки Семен Ильич Райский, — необходимо позвонить куда-то. А насчет девочек он потому, что монтажница Настя Кометова из бригады Лаврушиной специально приходила за него «болеть». Только опоздала из-за нормального аврала.

— Еще одна из этой же бригады! Черт знает что! — не сдержался Федор Николаевич.

— Как это «еще одна», товарищ директор? — хмуро переспросил токарь. — У меня с Кометовой постоянство, лишнего себе не позволяю. А если кто болтает зря, то по комсомольской линии притянем!.. Или, — уже с густой обидой заключил токарь, — просто в зубы дам!

— Ты в кабинете директора, Валерий! Как разговариваешь?! — торопливо одернул парня Райский.

— Тот, который со станкостроительного, десять лет делает одну и ту же деталь. И получает ее же на городском соревновании! И конечно, первое место. Конец света! А я первый раз ее вижу! — мрачно сказал токарь.

Озолов снял дымчатые очки, взял диплом, посмотрел и вернул токарю. Проверил свою память. Да, Валерий Романович Круглов. Любимый ученик мастера аппаратного цеха Бориса Ивановича Шаргина. Круглов занял первое место на прошлогоднем городском соревновании станочников. А сейчас третье. Досадно. Станкостроительный завод вдвое меньше, а первое место! Еще более досадно, что это поражение снова затрагивает бригаду Лаврушиной. «Можете проглядеть многосторонние связи бригады», — предупредил сегодня утром Черенцов. Нужны ли такие связи, секретарь обкома не уточнил. В самом деле, нужны ли? Ведь надо укреплять и углублять самую главную связь — связь рабочего с его заводом, с его цехом, бригадой.

И, если говорить еще более конкретно, связь рабочего с тем производственным заданием, которое он выполняет. Надо заинтересовать его именно этим заданием. Не отвлеченными абстракциями, включая всякие модные художества!

В кабинете, казалось, еще звучали несдержанные слова Круглова, еще слышалась настырная хрипотца Крупицыной… «Расшаталась дисциплина», — хмурясь, подумал Озолов.

Он снова надел очки, продолжая разглядывать молодого рабочего.

— Откуда вы знаете, товарищ Круглов Валерий Романович, что ваш конкурент уже делал такие детали?

— Да он сам сказал! Обратился к жюри и сказал, что он десять лет обтачивает их!

— Кому-то позвонить, как-то настоять, чтобы кого-то от нас в жюри!.. — заторопился редактор, который от желания говорить сжато постоянно утопал в местоимениях. — И еще безобразие: кто-то дал другому такую льготу, как шкурочка, а нашему Валерке самому пришлось выгонять!

«Действительно безобразие! — мысленно согласился Федор Николаевич. — Восемнадцать суток в космосе, триумф, а несложное дело не можем как следует организовать!»

— Вот, Валерий Круглов, раз уж ты с редактором пришел ко мне, хочу поделиться с тобой, да и с редактором кое-какими соображениями, — сказал он, поднимаясь и подходя к черной доске, висящей на стене. С удовольствием Федор Николаевич отметил, что молодой токарь явно польщен уважительным отношением к нему директора, и продолжал, привычно утяжеляя каждое слово: — На первый взгляд не имеет диаграмма прямого отношения к тебе, а по существу прямо тебя касается…

Озолов вычертил мелом ступенчатую линию, продолжая объяснять: