Читаем Испытания полностью

— Мама так сказала? — машинально спросил Сергей. Крылатый Пегас показался ему похожим на снежный ветер. Может быть, над Братском и над БАМом летят такие ветры? И было в Пегасе еще что-то от песни про конницу Буденного. — Мама, действительно, так сказала? — усмехнулся Сергей, сам еще не понимая, чему он обрадовался. И тут же понял: жена доверила ему обозначить для детей связь ветров, которая виделась ей в светлые минуты ее раздумий. Наташа признала свое поражение во всем, кроме этого видения творческой связи между эпохами. Видение, которое она всеми силами старалась сохранить и передать детям. И может быть, в будущем ее фантастическая мечта об идеальной системе воспитания совершенного человека осуществится? Говорят же, что, если бы не было полета мечты, не было бы окружающей реальности.

А у Люции Александровны, рассуждающей, что жизнь Наташу переломит, это рассуждение возрастное. От старости уже. Вопреки ее натуре комсомолки первых пятилеток.

— Папа, как зовут лошадку? Как зовут эту лошадку?

— Вихрь! — обрадовался Сергей.

Наташа тоже будет довольна. Как же иначе, назвать? Конечно, Вихрь!

— Мама скоро вернется! — сказал Сергей Чекедов, закрывая дверь в комнату жены.

18. В редакции «Полярного Экспресса»

Мэри всегда была пунктуальна. Поскольку господин Зейлер ценил это качество в секретарше, она в совершенстве овладела искусством планирования своего рабочего дня и методического выполнения намеченного плана. Приспособила к себе широко известную формулу Ричарда Зейлера: «Если необходимость действия научно проанализирована, если оно продумано и подготовлено, никакие внезапные соображения или эмоции не должны помешать его реализации».

— А если необходимость поступка подготовлена только эмоционально? — спросила как-то раз Мэри.

— Ваша русская душа противится преобладающей рационалистической тенденции конца двадцатого века! — отчеканил Зейлер, окинув секретаршу цепким взглядом синих глаз.

Мэри вспомнила сейчас главного редактора, потому что автоматически аккуратно выполняла расписание дел, намеченных на сегодня.

Она дошла до предпоследнего пункта, обозначенного на листке календаря как «чашка кофе», хотя мысленно Мэри называла его по-газетному «обозрение».

Последний пункт обозначался на календарном листке восклицательным знаком, без всякой расшифровки, а в душе Мэри выражался в двух словах: «Сделать это». Без восклицательного знака.

Возможно, на листке он появился просто в результате приспособленности Мэри к редакционной повседневности с традиционными кричащими сенсациями.

Ежедневная «чашка кофе» в редакции, где господин Зейлер нередко задерживал свою секретаршу допоздна, — разумеется, оплачивая задержки, — постепенно стала для Мэри главным развлечением: глотая привычно бодрящий напиток, она мысленно листала дни и годы своей жизни, словно газетные полосы. Все остальное как в редакции, так и за пределами «Полярного Экспресса» она делала без особенного интереса, почти автоматические занималась гимнастикой, следила за весом, смотрела на экран телевизора, ложилась в постель одна или не одна, составляла расписание своих дел, рассказывала господину Зейлеру то, что его занимало, о московском быте, выслушивала просьбы и распоряжения главного редактора, выполняла их…

Однажды, проявив, как сказала бы бабка Серафима Ивановна, похвальную напористость, Мэри посоветовала Ричарду Зейлеру выпускать воскресное приложение «Моя жизнь». Брать одну за другой судьбы обыкновенных женщин, как будто ничем не примечательных, и рассказывать о каждой, используя все газетные жанры.

А первый воскресный выпуск посвятить ей, Мэри Фишман, в прошлом Марии Федоровне Святогоровой. Боже мой, какая, если вдуматься, удивительная жизнь! Здесь и эхо войны, и полунищее послевоенное детство, и ранимая ребячья психология, и эмоциональные коллизии юности, и проявление характера.

— Пойдет! — одобрил Зейлер. — Будем накручивать каждую биографию на актуальный стержень, то есть на бойкот московской Олимпиады! Крупный заголовок на первой полосе первого выпуска: «Моя судьба — где же права человека?!» Тактично, не назойливо, не в лоб, но чтобы желающие ехать в Москву подумали, прежде чем откладывать деньги на поездку, насколько она безопасна, не рискуют ли они своей свободой?.. Второй выпуск: «Поворотный момент в моей жизни! Отказываюсь ехать в Москву!» И так далее на все оставшиеся месяцы. Сейчас конец марта, начнем с апреля, четыре приложения в месяц. — Мэри показалось, что в голове Зейлера четко звякает механизм счетной машины. — Двадцать выпусков, включая август. Вы хорошо придумали!

— Я имела в виду общечеловеческий психологический материал, я не хочу, чтобы мою жизнь накручивали на актуальный стержень! — запротестовала Мэри, в которой еще не угомонилась проявившаяся вдруг самоуверенная напористость. — Я имела в виду драматические судьбы людей, ничем не примечательных на первый взгляд! Если вы выпустите хотя бы несколько таких приложений, их будут изучать граждане XXI века! Если, конечно, на Земле будет XXI век.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное