— Как директор Озолов захочет, — иронически подсказала Ольга.
Озолов энергично повернулся к ней, по-хозяйски уперся локтем в спину водителя:
— Хотите продолжение откровенного разговора? Ибо момент подходящий. Неизвестно, будет ли у нас с вами когда-нибудь в жизни еще такой момент!
Несмотря на всю ее сегодняшнюю уверенность в себе, Ольга вдруг оробела от странной догадки: о ней и о Вагранове «откровенный разговор»! Ответила неуверенно:
— Ну ладно. Давайте.
— Я, Ольга Владимировна, наблюдательный. Я шутливо спросил вас только что о ваших чувствах к Вагранову. Согласен, неудачно пошутил. Плосковато. Боюсь, однако, что и продолжу в том же духе. Вы уж извините, по натуре я такой… — Он фыркнул, — грубый. Бестактный… А вы очень хороший экономист. Со сложным характером. Мятущаяся натура — кажется, так в художественной литературе? А на заводе, не обижайтесь, помеха мне ваш характер, несмотря на вашу отличную работу. Молодежь будоражите — она на вас опирается. Обращение ваше ко мне насчет стадиона — тому доказательство…
— Не понимаю, о чем вы, Федор Николаевич. При чем тут товарищ Вагранов? — перебила Ольга. У нее было ощущение, что этот разговор затягивает ее, как трясина.
— Неправда, понимаете! — уверенно сказал Озолов. — Вздыхаете вы по Вагранову, насколько я понимаю, безответно, отсюда вся ваша экзальтированность, кипение, затеи. А мне на заводе нужна добротная деловитость. Да и вообще, — продолжал он, покосившись на каменный профиль Ольги, — в эпоху технической революции понятие «любовь до гроба» стало анахронизмом, просто времени на нее нет. «Работа до гробовой доски» у нас, вот что!.. Насколько проще было монаху, — Озолов мотнул головой в сторону древней монастырской стены, оставшейся слева от их пути, — кушай малину и мед и живи духовной жизнью, возлюби господа… — И, прерывая себя, спросил: — А вы, Ольга Владимировна, не кумира ли себе сотворили?!
Теперь, уже Ольга покосилась на него, прищурилась необычно.
— Рискуя показаться вам пошляком, — проворчал Озолов, — советую тем не менее: когда встретитесь с вашим кумиром, поверните дело к нормальным биологическим законам. Или, как они называются, физиологическим? Ну, словом, к нормальной близости… И в таком случае можете отменить командировку на Север… Не учен я тонкостям разным психологическим. Попросту советую!
Трудно сказать, как отнеслась бы Ольга к откровенности Озолова раньше, когда она еще не знала, что Вагранов помнит ее. Может быть, она презрительно промолчала бы в ответ на пошлость. Может, сочла бы не пошлостью, а эмоциональной тупостью рассуждение Озолова.
Той реакции, которая последовала, Озолов явно не ожидал: Ольга рассмеялась!
В самом деле, как забавно-нелеп был совет директора завода своему главному экономисту! Озолов, кажется, вообще не ведал о существовании такой любви, когда человек счастлив от коротенькой фразы!.. А может быть, Озолов считает, что, если и есть такая любовь, она-то как раз и мешает работе?! Или, по-мещански не способный понять такую любовь, он называет ее «экзальтацией»? Очень удобно: навесил ярлык — и никаких тебе моральных хлопот-забот!
— Не подозревал у вас такого чувства юмора! — попытался вернуться к своей привычной язвительности Озолов. — Чего расхохоталась-то? — добавил он примирительно, на «ты».
— Я вспомнила… биологию, о которой вы говорите. Амебы есть! И еще инфузории!..
Ольга смеялась так заразительно, что и на лице Озолова непроизвольно выразилась готовность превратить все в шутку.
Они подъехали к обкому партии.
— Я зайду в лекторскую группу, пока вы будете… агитировать товарища Рогалева, — сказала Ольга еще со смешинкой в голосе.
Но она никуда не пошла. Большое здание редакции газеты было налево и немного впереди. Ольга не думала о том, что Вагранов может появиться здесь, хотя в ней жило счастливое ожидание встречи с ним. Той встречи, которая обязательно будет через несколько дней. Когда-то она уже испытала такое счастливое, проникнутое уверенностью ожидание. Когда-то давным-давно. Она закрыла глаза — и тут же, словно не давным-давно, а вчера это была, увидела, огромный Георгиевский зал, его белоснежные узорчатые своды, и золотистый паркет замысловатого рисунка, и мраморные летописи подвигов российских полков. И себя увидела — сидящую на покрытой белым чехлом мягкой скамье…
Глава 11
Выйдя из обкома партии, Озолов уселся в машине не рядом с Ольгой, а на свое обычное место, рядом с водителем. «Подчеркнул, что никакого обстоятельного и доверительного разговора сейчас у нас уже не будет», — подумала Ольга, неприязненно глядя на большую круглую, как глобус, голову директора. Действительно, почти половину дороги до завода проехали молча. Однако у переезда, когда машина снова застряла перед закрытым шлагбаумом, перебранка водителя с дежурной поста вывела Озолова из отчужденного молчания. Он спросил, не оборачиваясь:
— Почему не поинтересуетесь, чем закончилось мое свидание с Рогалевым?