Испытательный пробег

— Учиться, Иван Алексеевич. И без торопливости. Сразу беритесь за главное, на детали не разбрасывайтесь, иначе время потеряете. Соперники не стоят. Вы постигнете все премудрости инженерные, по глазам вижу, но ведь постичь надо в минимальный срок. Такая учеба дорого стоит. Автомобиль — продукт массового производства, а вы свои грузовики по старинке на козлах собираете. Коленчатые валы как делаете? Оси как? Штучные вещи. Время штучных автомобилей давным-давно прошло. Кануло в историю. Теперь одно направление — конвейер. Вот на него и ориентируйтесь в своей работе. Двадцать седьмой год катит. Время надо почувствовать, его главную задачу. А насчет того, что вопрос стоит, кто кого, вы правы. Давно этот вопрос стоит. И не только войной он решается. Законы индустриального общества диктуют нам свои неумолимые условия. Научимся работать — будет Россия, не научимся — сомнут нас со всеми милыми нашему сердцу онучами, овинами, хлябями да зябями, как паровоз — рогожских староверов с их тетками Пульхерьями, Дарьями да Марьями, крепчайшими столпами благочестия. Я всегда говорил: только индустрия спасет нацию! Качество, количество, цена — вот объективные показатели производства. Это объективно. А все остальное — от лукавого.

— Не верили?

— А зачем? Хотели как спокойней.

Бондарев говорил тихим голосом, будто старый дедушка с внучиком разговаривал: и я таким, дескать, был, как ты, а времечко придет — ты будешь, как я, слушай поэтому, набирайся ума-разума, чтоб шишек не наросло. Но в спокойной бондаревской интонации будто пружинка спрятана какая-то, сжата, и сила в ней скрывалась, и он сам эту силу чувствовал, знал за собой и не хотел показывать, даже как будто стеснялся.

— Дмитрий Дмитриевич, мы думаем долизать машину! Чтоб конфеткой была! А то стыдно бывает временами. И ничего, пойдет на первое время. Чистенькая, надежная.

— Не разбрасывайтесь. Частные переделки никогда ничего не изменяли. Надо менять задачу. Всю сразу. В конструкцию должна быть заложена новая идея, новые возможности жизни в будущем. Свой сюжет. Старый исчерпан! Все. Его нет. Забудьте о нем.

— А Ципулин наш говорит, нам подвеску, говорит, переделать, цилиндры там расточить, ход поршня увеличить…

— Ципулин — хороший эксплуатационник, он чувствует машину. Но он не конструктор. Вот в музыке есть композиторы. Верно? И есть исполнители. Блестящие исполнители, гениальные даже, но качественно у них работа разная, у композитора и у пианиста. Так и в нашем вопросе, Иван Алексеевич…

Над дачным поселком Пушкино, над заснеженными березами, над белыми крышами сияло солнце. Горели стекла в соседней даче. По укатанной лыжне возвращались из леса лыжники в байковых костюмах, и женщина в красной вязаной шапочке, смеясь, закидывала голову.

«Э, нет, — подумал Лихачев, — вот тут ты мудришь, Дмитрий Дмитриевич, вот тут у тебя узкий взгляд на вещи. Диалектику не учитываешь. Нам сейчас любая машина подойдет, любая сгодится, только чтоб больше их было». Улыбнулся.

— Дмитрий Дмитриевич, может, вернетесь, а?

— Нет. — И так это «нет» прозвучало твердо и сдержанно, что Лихачев не решился уговаривать упрямого Бондарева. Подумал: на сегодня хватит, а там снова атаку начнем.

— На нет и суда нет, — сказал и развел руками, будто для того только, чтоб последнее слово осталось за ним. — Хозяин — барин, было бы предложено.

Внизу в той же светлой комнате пили чай с испеченным в чудо-печи круглым кексом, пахнувшим ванильной пудрой и керосином. Вспоминали разные автомобильные события. Бондарев рассказывал о Нагеле, о сен-себастьянской гонке, Лихачев — о том, как ездил на английском броневике «остин», разговорился. Елизавета Кирилловна разрумянилась, слушала, наклонив русую голову, тонкая прядка падала ей на щеку, и она поправляла ее неуловимым, девчачьим движением. Не заметили за разговором, как начало смеркаться. Еще посидели при зажженной лампе. Светлый круг лег на голубую скатерть, и хорошо было, и никуда не хотелось уходить. Первым поднялся Лихачев, перевернул стакан донышком кверху, поправил ворот гимнастерки, прошелся пальцами по пуговицам.

— Очень вами довольны, — сказал весело и всю дорогу в машине кряхтел и терзался, что вот Дмитрий Дмитриевич, такой корифей, погряз в инженерных тонкостях и не видит потребностей жизни, ведь на 1927 год планируется увеличить выпуск аж за 500 грузовиков, а к тридцатому году, не меняя модели, Ципулин предлагает достичь цифры — 1100! И даже проект разрабатывает на выпуск четырех тысяч грузовиков в год. Время-то не ждет!

Молодой директор начал с небольших дел. Хотел потихоньку в полный порядок привести наследство Рябушинских, здание заводоуправления достроить, проходную сделать приличную, чтоб не стыдно гостей встретить, чтоб завод выглядел опрятно и даже щеголевато, это от директора зависит в первую голову.