Исследование истории. Том II

Это различие Китая и Японии в их политико-географическом положении слишком велико, чтобы объяснить, почему в Китае подавление римско-католического христианства откладывалось вплоть до конца XVII в', и явилось не результатом политических предчувствий, а результатом теологической полемики — в противоположность казням и безжалостному подавлению римско-католического христианства в Японии и окончательному обрыванию всех связей с западным миром, за исключением единственной голландской нити. Ряд ударов, нанесенных только что установленным японским центральным правительством, начался с указа Хидэёси 1587 г., предписывавшего высылать всех западно-христианских миссионеров, и достиг своей кульминации в указах 1636-1639 гг., запрещавших японским подданным выезжать за границу, а португальским подданным — проживать в Японии.

В Японии, как и в Китае, отказ от политики изоляции шел снизу вверх и вдохновлялся жаждой вкусить плоды современного западного научного знания. Многие из первопроходцев этого движения претерпели мученичество за свою веру в технику в период гонений 1840-1850 гг., непосредственно накануне так называемого открытия Японии в 1853 г. В Японии это движение было всецело светским. С другой стороны, соответствующее движение XIX в. в Китае было связано с деятельностью протестантских миссионеров, сопровождавших британских и американских коммивояжеров, как их португальских предшественников в Японии сопровождали римско-католические миссионеры, и в Китае это протестантское миссионерское влияние сохранялось. Сунь Ятсен[549], основатель Гоминьдана, был сыном обращенного в протестантизм китайца, а другая протестантская китайская семья сыграла первостепенную роль в последующей истории Гоминьдана в лице госпожи Сунь Ятсен

[550], ее сестры госпожи Чан Кай-ши[551] и их брата Цзе Вун Суна[552]

.

И японское, и китайское движения вестернизации столкнулись с грандиозной задачей ликвидации и замены местного экуменического режима, однако японские вестернизаторы оказались более бдительными, проворными и умелыми, чем китайские. Через 15 лет после появления эскадры коммодора Перри[553] в японских территориальных водах в 1853 г., они не только сбросили режим Токугава, который не сумел оказаться на высоте положения, но и выполнили гораздо более трудную задачу по установлению нового режима, способного запустить в действие движение всесторонней вестернизации сверху вниз. Китайцам понадобилось 118 лет, чтобы проделать хотя бы негативную половину данной задачи. Прибытие посольства лорда Макартни[554] в Пекин в 1793 г. явилось не менее блестящей демонстрацией усиливающейся мощи Запада, чем прибытие эскадры коммодора Перри в залив Эдо

[555] через 60 лет. Однако в Китае ancien regime[556] не свергали вплоть до 1911 г., а затем заменили не эффективным новым порядком по западному образцу, но анархией, которую Гоминьдану не удалось преодолеть на протяжении четверти века (с 1923 по 1948 г.), которые это претендовавшее на либеральность движение вестернизации имело в своем распоряжении.

Различие можно оценить по тому уровню военного превосходства, которого достигла Япония над Китаем в течение 50 лет, истекших с начала Японо-китайской войны 1894-1895 гг.[557]

^,[558] В течение этого полувека Китай в военном отношении оказался во власти Японии. И хотя в ходе последнего раунда этой борьбы эффективное завоевание всего Китая оказалось выше возможностей Японии, было очевидно, что если японская военная машина не была бы разрушена Соединенными Штатами, то китайцы никогда бы не смогли без посторонней помощи вырвать из рук японцев захваченные порты, промышленные районы и железные дороги, которые являлись ключами к вестернизации Китая.

Тем не менее к началу второй половины XX в. японский заяц и китайская черепаха пришли почти одновременно к одной и той же гибельной цели. Япония пассивно переживала военную оккупацию величайшей из западных держав, тогда как Китай, последовав по революционному пути, успешно прошел период анархии, перейдя к ее противоположности в форме железного контроля коммунистического режима. Будем ли мы рассматривать эту идеологию как западную или антизападную (тема, уже обсуждавшаяся в данном «Исследовании»), в любом случае, с точки зрения дальневосточной культуры, это чуждая идеология.