Исследования и статьи

Как можно видеть, автор говорит здесь о процессе не этнообразования, а только социального расслоения, упадке одних родов и возвышении других в рамках одного этноса и в структуре одной социальной формации. Ссылаясь в монографии на работу 3.В. Анчабадзе о кипчаках Северного Кавказа, С. А. Плетнева могла бы вспомнить в связи с этим, что у половцев «каждая родовая единица совпадала с определенной военной единицей», во главе которых стояли главы родов[174], т. е. то самое, что было отмечено русскими летописцами, писавшими о «турпеях», «аепичах» и «Бастеевой чади». Одновременно следует отметить и слишком большую ее доверчивость к летописным текстам, воспринимаемым в качестве документов, а не историко-литературных произведений, что прямо относится к Ипатьевской летописи (походы русских князей «за Дон и за Яик», попытки половцев «попленить города» и пр.).

Такие примеры еще раз напоминают о необходимости точного употребления терминов науки, критического использования древних текстов и крайне осторожного отождествления их сведений с данными, полученными при изучении материальных источников, которые и должны быть положены в основу этнокультурных реконструкций. Всё остальное, прежде чем быть использовано, должно быть подвергнуто жесточайшей проверке, как это выяснилось на примере «коовуев» и остальной «чади», позволив вернуться к трем степным этносам, только и представленным в археологических памятниках южно-русских степей — печенегам, торкам и половцам.

Александр Пересвет и Сергий Радонежский[175]

1

В русской исторической традиции имена Сергия Радонежского и героя Куликовской битвы Александра Пересвета до сих пор прочно связаны друг с другом преданием о встрече князя Дмитрия Ивановича с настоятелем обители Святой Троицы. Последний благословил московского князя на битву с Мамаем и отправил с ним двух братьев-иноков, Пересвета и Ослебю, один из которых пал в поединке с «печенежином Челубеем». Эти сюжеты до сих пор вдохновляют художников, поэтов и писателей на создание произведений, многие из которых стали восприниматься как своего рода исторические свидетельства. Неслучайно накануне празднования 600-летия Куликовской битвы в научной статье, посвященной этому событию, один историк прямо писал, что «столкновению главных сил (ордынцев и москвичей. — А. Н.)

предшествовало единоборство двух богатырей — Пересвета и Темир-мурзы (Челубея). Этот поединок имел целью воодушевить войска обеих сторон. Гибель богатырей в результате единовременного удара копьями произвела сильное впечатление на наблюдавших за традиционным поединком»[176], после чего пересказал сюжет известной картины В. М. Васнецова, используемой на уроках истории в школе.

Действительно, именно этот момент сражения, вычлененный из всего остального, стал в дальнейшем для большинства россиян и центральным событием битвы, и своего рода символом победы Руси над Золотой Ордой, торжеством «честнаго креста» над «неверными», так что образ чернеца в развевающейся схиме, несущегося с копьем на ордынского воина, вполне смог бы заменить на гербе Москвы столь сходного с ним «копейщика». Но, может быть, так это и было? Стоит вспомнить, что образ Георгия Победоносца, поражающего поверженного дракона (на ранних московских монетах изображен всадник не с копьем, а с саблей), получил своего рода канонизацию не ранее конца XV века, и в сознании народа неизменно ассоциировался с освобождением от татаро-монгольского ига.

Однако «стоп-кадр», созданный Васнецовым, у действительного исследователя той эпохи вызывает множество недоуменных вопросов. Например, о какой «традиции поединков» перед битвой[177] может идти речь, если в ордынских войсках они запрещались? Как мог принимать непосредственное участие в сражении монах, тем самым отринув данные им при постриге обеты? Почему о встрече Дмитрия Ивановича с Сергием не сообщает ни одна летопись, ни один документальный источник, а имя героя-чернеца отсутствует в синодиках Троице-Сергиевой лавры так же, как и его брата Ослеби? Не означает ли всё это, что участие знаменитого подвижника русской Церкви в событиях 1380 года, как и геройский подвиг Пересвета — не более чем благочестивая легенда, а сам Пересвет — одна из мифологем нашей истории?

Попробуем в этом разобраться. Однако, чтобы стало понятно дальнейшее, кратко перечислю события, которые предшествовали битве на Дону, отчасти спровоцировав ее и, безусловно, повлияв на ее исход.