Растревоженная толпа, однако, не сразу успокоилась и продолжала грозно шумть, поминая имя преступника; слишкомъ неожиданны были т ужасныя признанія, которыя сорвались съ устъ этого жалкаго бродяги. Но вскор свирпые крики о мщеніи смнились другими, радостными, восторженными криками привта. Сперва они доносились лишь издалека, потомъ все ближе и ближе, наростая и вспыхивая внезапными переливами. Толпа, стоявшая на площади, прислушивалась къ этимъ крикамъ и вскор присоединилась къ нимъ, замтивъ вдали широкой аллеи приближающійся экипажъ въ облак золотистой пыли. Симонъ, встрченный на станціи мэромъ и делегаціею отъ муниципальнаго совта, халъ въ просторномъ ландо вмст съ братомъ, а напротивъ нихъ сидли Дельбо и мэръ Леонъ Савенъ. Экипажъ лишь тихонько могъ пробираться сквозь сплошную массу народа, и отовсюду раздавались самыя горячія, восторженныя оваціи. На площади народъ, только что выслушавшій признанія брата Горгія, еще съ большимъ энтузіазмомъ привтствовалъ невиннаго страдальца, столько лтъ искупавшаго чужую вину. Женщины плакали и поднимали на рукахъ дтей, чтобы показать имъ героя-мученика. Народъ бросился отпрягать лошадей, и коляску довезли съ тріумфомъ до воротъ сотни рабочихъ рукъ. Изъ оконъ, съ балконовъ, отовсюду летли яркіе цвты и засыпали экипажъ; разввались флаги, платки; красивая молодая двушка ступила на подножку коляски и стояла тамъ, какъ статуя юности, сіяющая красотою. Слова любви, слова привта носились въ воздух, долетали со всхъ сторонъ, осыпая лаской героя народнаго торжества. Никогда еще толпой не овладвало такое радостное волненіе; вс присутствующіе, какъ мстные жители, такъ и пришедшіе издалека, всмъ существомъ ощущали великій восторгъ, выражая свое полное раскаяніе за ту ошибку, которая чуть не сгубила жизнь невиннаго человка. Слава этому страдальцу! Слава мученику, который пострадалъ за поруганную справедливость! Его торжество есть торжество истины, которая наконецъ возсіяла въ полномъ блеск, побдивъ невжество и мракъ суеврій. Слава учителю, пораженному при исполненіи своего долга, павшему жертвою своихъ усилій въ стремленіи къ свту; онъ заплатилъ тяжелыми страданіями за каждую крупицу знанія, которую преподавалъ малымъ симъ.
Маркъ, изнемогая отъ волненія, слдилъ за приближающимся экипажемъ; ему вспомнился ужасный день ареста Симона, когда толпа провожала его оскорбительными криками; зато теперь она вся слилась въ одинъ братскій порывъ восторга. Тогда Симонъ, въ отвтъ на вс оскорбленія, кричалъ одно: «Я невиненъ! Я невиненъ!» И вотъ, наконецъ, посл столькихъ лтъ эта невинность возсіяла яркимъ свтомъ, и обновленное человчество, дти, внуки и правнуки его бывшихъ обвинителей искупали искреннею любовью и горячими рукоплесканіями слпую злобу своихъ ддовъ и отцовъ.
Наконецъ коляска остановилась у воротъ, и вс смотрли со слезами на глазахъ, какъ Симонъ вышелъ изъ экипажа, поддерживаемый братомъ Давидомъ, который выглядлъ еще довольно бодрымъ. Симонъ былъ уже почти тнью самого себя; лицо его, истомленное страданіемъ, носило печать духовной красоты и было окружено ореоломъ блоснжныхъ волосъ. Онъ улыбкой поблагодарилъ Давида за его помощь, и оба брата, среди возобновившихся восторженныхъ привтствій, стояли рядомъ, соединенные общимъ геройскимъ страданіемъ. Затмъ изъ экипажа вышли Савенъ и Дельбо; Дельбо горячо привтствовали, какъ бывшаго мужественнаго защитника, который не побоялся бороться за истину, въ то время, когда ему за это чуть не угрожали смертью. Съ тхъ поръ онъ много работалъ на пользу будущаго разумнаго человчества. Маркъ вышелъ навстрчу Симону и Давиду, за которыми слдовалъ Дельбо, и вс четверо съ минуту остановились на порог дома. Тогда восторгъ толпы достигъ высшихъ предловъ; радостные возгласы огласили всю площадь и разносились далеко по окрестностямъ. Народъ привтствовалъ трехъ героевъ-борцовъ и несчастнаго страдальца, котораго они освободили наконецъ отъ страшныхъ мученій и вернули въ родной городъ. Такое зрлище было поистин величественное. Увидвъ Марка, Симонъ бросился ему на шею, и они оба невольно разрыдались.
— Благодарю тебя, врный товарищъ, — шепталъ Симонъ. — Ты — мой второй братъ: ты спасъ мою честь и честь моихъ дтей.
— Дорогой другъ, — отвчалъ Маркъ, обнимая его, — я только помогалъ Давиду. Побдила одна лишь истина. Взгляни на этихъ дтей: они выросли въ разумныхъ понятіяхъ о справедливости.