Истина

А вот леса… Так на месячном отчете повисли две полноценные квартирные кражи, раскрыть которые практически не представлялось возможным.

Пока он занимался кражами, в подъезде дома в Юженском переулке Лепилов нашел лежащего в закутке на лестнице смертельно пьяного человека. Он спал, вольно разметавшись на лестничной пыли и кошачьем дерьме.

Рядом валялись две гранаты Ф-1. Миша обыскал пьяного, нашел еще одну гранату, нож-выкидуху и пистолет ПСМ с полной обоймой.

Когда мужика привели в чувство, выяснилось, что это бывший собровец из Томска, приехавший погулять в Москву.

Весь день с Пушки шли заявители. На территории отделения опять появились цыгане.

Сергей немного посидел в коридоре на старом кресле. Потом встал, скинул куртку, снял кобуру и пошел мыться.

Звонок в дверь он услышал случайно, когда на секунду убавил воду в душе.

Странно, Сергей никого не ждал. Нет, он лукавил. Уже год, как он с надеждой поглядывал на телефон и к двери спешил на случайные звонки.

Он выскочил из душа мокрый, обмотав вокруг бедер полотенце. Распахнул дверь.

На лестничной площадке стоял высокий мужик в светлом пиджаке.

— Ну? — спросил Сергей.

— Ты, что ли, Никольский?

— Ну я.

— А я Кольцов. Зайти пригласишь?

— Заходи, только я… Постой, постой… А ну ляг на пол, — засмеялся Сергей.

— Пиджак жалко.

— Ну заходи, я сейчас.

Он узнал гостя. Тот самый чекист, которого он нашел на чердаке.

Когда он вышел из ванной, то услышал приятное позвякивание на кухне. Он вошел и увидел, что Кольцов сноровисто сервирует стол. На пестрой клеенке расположилась бутылка «Смирновской».

— Слушай, Никольский, а где у тебя тарелки?

— Сейчас достану.

Через несколько минут на столе появилась обычная по нынешним временам закуска.

— Слушай… — Кольцов поднял рюмку.

— Давай без этого, без всяких благодарственных слов. Жизнь у нас с тобой такая. Давай лучше за дружбу. За нас, орлов-оперов! — Сергей чокнулся и выпил.

Закусили. На кухне на некоторое время повисло молчание. Так всегда бывает, когда встречаются симпатизирующие друг другу, но малознакомые люди.

— Ты один живешь? — спросил Кольцов.

— Как видишь, квартира родительская.

— А где же… Ты, конечно, извини.

— Да ничего. — Сергей наполнил рюмки. — Ничего. Жена ушла семь лет назад. У нее теперь хорошая семья. Муж адвокат. Машина «вольво». Дочка прекрасная… Вот так.

— Так и не женился?

— Да пробовал. Но оказалась попытка с негодными средствами.

— Не понял?

— Правильно говорят: руби дерево по себе.

— Значит, не то дерево выбрал?

— Вроде того. Она у нас свидетелем по делу проходила. Наташа Румянцева, искусствовед. Роман был. Прямо скажем, как в кино. Ну а потом… Всякое было потом. Она умница, прелестная женщина. Попали в необыкновенную ситуацию… Некий романтический выброс… Ну а потом — суровые будни земельного сыска… В общем, когда вопрос встал — идти со мной под венец или ехать на работу в парижскую галерею… В общем, как говорил классик: «Париж стоит обедни».

Сергей замолчал, не понимая, почему внезапно разоткровенничался с практически чужим человеком. Что он знал об этом парне, сидящем напротив? Но почему-то этот почти незнакомый человек с тонким, нервным лицом внушал ему доверие.

А за окном раскачивала огни летняя московская ночь. И они оба, сидящие за столом, были накрепко связаны с ней, потому что именно эти несколько часов темноты приносили беду в громадный город, лежащий за окнами квартиры.

Они пили водку и говорили о многом, а главное — о том времени, в котором пришлось жить этим двум, в сущности, молодым мужикам, выбравшим для себя неблагодарную профессию.

Ночь неслась, словно поезд к несбывшемуся завтра. И квартира Никольского стала островком в этой опасной летней ночи. Островком, на котором жили веселые и грустные люди. Прекрасные женщины и добрые мужчины, пришедшие из воспоминаний.

Пограничный пункт Развадов — Вейдхауз. Борис Кондрашов по кличке Капитан

Здесь было много солнца, поэтому зелень холмов казалась особенно яркой. Было радостно-празднично, словно всех, кто томился на площадке у автобусов, через несколько минут ожидает нежданная радость.

Борис снял очки, посмотрел в празднично-голубое бездонное небо. Оно казалось невесомым и чуть зыбким.

Давно он не видел такого чудного неба, а может быть, просто не замечал его.

Нет, замечал. В Африке оно было тревожным и плотным, в Москве — задымленным. А тут прямо озеро Чад.

Он сидел на скамейке у бара, курил бездумно, ожидая, когда появится Лобанов.

А вот и он. По тому, как шел к нему бывший полковник, по походке торопливой, так не свойственной его вальяжному облику, Кондрашов понял: что-то случилось.

Лобанов подошел и опустился на скамейку рядом.

— На погранпункте дежурят дозиметристы.

— Понятно. — Кондрашов бросил сигарету.

В Москве, когда готовили операцию, ушлый Вдовин предусмотрел и этот вариант. Был сделан точный макет пограничного пункта. Досконально изучена карта. Перейти границу никаких проблем не составляло, тем более что в запасе у Капитана были вполне надежные документы с отметкой чешских и немецких пограничников.