Истина

— Значит, фраер. Убей меня бог, начальник, не помню такой фамилии.

— Тогда я построю вопрос иначе. С кем, Бобаков, вы два года назад дрались у «Софии»?

Бобаков задумался. Конечно, припомнить можно. Но что ему это даст? Хорошая память в его деле — не всегда лучший помощник.

— Напоминаю, Бобаков. Вот протоколы десятого отделения…

— Не надо, не напоминай. Я за это пятнадцать суток получил.

— Бобаков, вы парень тертый, неужели думаете, что мы вас спрашиваем из праздного любопытства?

— Я понял, начальник. И скажу. Мы в переулке стояли, у винного. Время такое поганое, не у кого стрельнуть денег. Тут машина подъезжает.

— Какая машина?

— «Жигули», «семерка». Из нее мужик вышел, покрутился. Пару раз на нас посмотрел и подошел.

— Какой мужик?

— Начальник, для меня год как век.

— Вы все-таки припомните.

— Мужик такой богатенький. Пиджак кожаный, полный, роста среднего и седой весь как лунь. Ну, подходит к нам и говорит: нужны деньги? Я ему: а то! Он мне: один человек в «Софии» сидит, посчитайте ему ребра как следует, дам по стольнику. Я ему — мало. Он достает деньги, нам всем по четвертаку. Сделайте дело — еще сто. Ну, мы говорим: покажи. Он нас в ресторан завел, показал. Мужик нормальный, таких мы били не раз, я и согласился. Вызвал я его. Завел за угол и давай. А мужик-то этот крепким оказался, он мне с ходу три зуба выбил с одного удара. И бил-то не кулаком, а ребром ладони. Тут его дружок подбежал. Тоже парень ничего. А там и канарейка подъехала. Нас под руки и в десятое. Но мы твердо сказали: извините, обознались. Мол, за сестру дружка, Ильяса то есть, заступались. Те двое тоже говорят: претензий нет. Ну, а нам вместо дести шестой пятнадцать суток.

— А человек, который дал деньги?

— Как милиция подъехала, он в машину — и рванул.

— Что вы о нем еще можете сказать?

Бобаков взял новую сигарету, прикурил, задумался.

— У него шрам на подбородке был. В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Олег. Вошли Леня и Чернов.

— Виктор Сергеевич, — обратился Наумов к Чернову, — вам знаком этот человек?

Чернов мельком взглянул на сидящего и ответил:

— Да. Это тот, с кем мы дрались у ресторана «София».

— А вы, Бобаков, узнаете?

— Узнаю, — усмехнулся Бобаков, — он из ресторана выбежал помогать.

— У нас все, Бобаков. Старшина! Вошел конвойный.

— Сигарету разреши, начальник?

— Берите все.

— Дай тебе бог. Заловишь меня когда-нибудь, темнить не буду.

Бобакова увезли.

— А у вас интересные типы попадаются, — улыбнулся Чернов.

— Весьма. Вы уж нас извините, Виктор Сергеевич, что мы вам день испортили. Машина внизу. Вас довезут, куда скажете.

— Спасибо. У меня встречная просьба.

— Любая.

— Когда дело будет закончено, познакомьте меня с материалами.

— Хотите написать?

— Да.

— Сделаю все от меня зависящее. Вас Леня проводит. Они попрощались.

Олег посмотрел на часы.

— Борис, нас ждут на Петровке.

— Кто?

— Заместитель начальника УБХСС города полковник Сиротин. Он вел дело по трикотажу.

— А ты уверен, что эта драка…

— Все дело в том, что ты не посмотрел материалы на Низича. Так вот, у Владислава Казимировича есть машина «жигули» 2107, и у него на подбородке шрам.

Они сидели в кабинете Сиротина и пили кофе. Он сварил его сам в какой-то странной, похожей на ракету установке.

— Эту кофеварку мне брат сделал. Большой умелец, — усмехнулся Сиротин. — Хорошая штука, варит быстро и много. Да и раствор получается насыщенный.

Действительно, кофе был ароматным и крепким.

— Так вот, дорогие коллеги, — полковник отодвинул чашку, — я вам голову забивать не буду. У вас своей головной боли хватает. Слушайте самую суть. Был при республиканском спортсоюзе производственный комбинат.

Выпускали они трикотажные изделия. В тот печальный день, когда мы им заинтересовались, его возглавлял бывший чемпион, стрелок Александров Юрий Гаврилович. Что о нем я могу сказать? Человек с большим самомнением, из тех, кто считал, что их спортивные титулы являются индульгенцией. Он на что-то обиделся. Ушел из спорта. А наши деятели, вместо того чтобы его учителем физкультуры в школу послать, дали ему место директора. Но сразу оговорюсь: человек Александров честный. И у тех, кто его послал, была мыслишка, чтобы он за чужие грехи ответил.

— Товарищ полковник, ему, кажется, вменяли халатность? — спросил Олег.

— Да. Он сел в кресло. К нему все побежали. Пели гимны, машина, бани, рестораны. Он и подписывал черт знает что. У него техноруком Низич работал. Вот это по-настоящему опасный человек. По сей день удивляюсь гуманности суда, дали пятнадцать лет. А ведь тянул на высшую меру. Но не нам суду указывать.

— Мы решили этапировать Низича в Москву.

— Напрасно. Он ничего не скажет. Не тот человек.

— У нас есть свидетель, что Низич за деньги нанял людей избить Бурмина.

— Ну и что? Он признает это. Но больше ни о ком не скажет.

— А есть о ком сказать?

— Да, конечно. В крупных хищениях всегда есть человек направляющий. Голова всего подпольного синдиката. Такой человек был и в этом деле. Он — голова, а все остальные только руки.

— Если можно, я бы хотел знать его фамилию, — сказал Олег.