Истина

— Я прикрепил к дверям квартиры Рудермана ниточку вчера в четырнадцать, а в семнадцать пошел проверил — она была сорвана.

— Уборщица?

— Исключено.

— Пацаны?

— Не думаю.

— Кошки?

— Возможно, но маловероятно.

— Какие соображения?

— Бойцы Китайца появляются у дома дважды. В пятнадцать и в двадцать два. В пятнадцать они дежурят часа полтора-два. В двадцать два — минут пятнадцать. Думаю, кто-то проникает в квартиру Рудермана. Его они и страхуют.

— Интересно. Давай-ка пленку прокрутим. Видео у тебя, я вижу, есть.

— Значит, ваши ребята снимают?

— А как же. Ты говоришь, в пятнадцать?

Сергей включил старенький плеер. На экране телевизора появился подъезд и цифры, указывающие время.

— Семь утра. — Никольский прокрутил пленку. — Тринадцать… Четырнадцать… Четырнадцать пятьдесят…

В подъезд вошли двое с цветами и тортом.

— Теперь крути на двадцать два. — Комаров закурил, в голосе его послышался азарт. И в двадцать два в подъезд вошла все та же пара с букетом и тортом.

Они просмотрели оперсъемку за три дня. Двое с цветами и тортом появлялись ежедневно в одно и то же время.

— Вот видишь, Сергей Васильевич, что значит хорошая совместная работа. Мы прикрывали подъезд, твои ребята пасли бойцов Китайца, совместили результаты наблюдения и вышли на эту парочку. Что ты предпримешь?

— Давайте так. Я со своими ребятами возьму этих двоих, а ваши нейтрализуют бойцов.

— Знаешь, давай я спецназовцев дам, а то не дай бог… Ты начальство свое в известность поставишь?

— Думаю.

— Не веришь Белякову?

— Вообще-то верю, но…

— Что — но?

— Он очень любит запрещать все, что не касается отделения. Ведь разработку на чердаке по стрельбе вы у нас забрали.

— Я сам с ним поговорю. Когда проводим операцию?

— Сегодня в двадцать два.

— А почему ты думаешь, что они придут?

— Бойцы в «Кабачок» поехали.

— Так тому и быть. Беляков у себя?

— Да.

— Я к нему.

Начальник отделения зашел к Никольскому минут через двадцать.

— Ну чего тебе спокойно не живется, Сережа?! Зачем нам эти игрушки с чекистами? Пусть работают сами, тем более что дело о покушении на их сотрудника они у нас забрали.

— Виталий Петрович, вы же большой дипломат, — улыбнулся Никольский. — Представляете, мы обезвредим вооруженную группировку. Повяжем ее мы, проведем первоначальные следственные действия, и у нас чекисты материалы заберут. Никакой головной боли, а палку срубим.

— Здесь ты, конечно, прав. Для отчета нам такие дела вот как нужны, правда, территория не наша, а восемьдесят третьего…

— Да бойцы эти который день на нашей земле гуляют.

— Где?

— В «Кабачке».

— Пиши рапорт. Я сам приму участие в операции.

В двадцать один час все участники операции были на месте.

Никольский с Лепиловым и двумя спецназовцами ФСБ засели на площадке чердака. Время тянулось долго, тем более что курить и разговаривать было нельзя.

Сергей сидел, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги, и думал о том, что работа стала неким болезненным состоянием. Если раньше он любил свою службу, то теперь она стала для него тоскливой и горькой, как неразделенная любовь.

Когда огромные толпы радостных интеллигентов шли по улице Горького, скандируя: «Долой КПСС», он радовался, но не верил.

Служебная карьера его не складывалась, потому что он так и не вступил в партию. Нет, он не был антикоммунистом или врагом существующего строя. Он просто презирал тех, кто руководил парторганизациями в их отделении, райотделе, управлении. Да и, наконец, в райкоме. Работая «на земле», видишь и знаешь много. А районные партлидеры в основном были нечистоплотны. Милицейские же парторганизации погрязли в интригах и стали не коллективом единомышленников, а мощной дубиной в руках начальства. Дубиной, которая безжалостно ломала человеческие судьбы.

Он не верил людям, пришедшим к власти, потому что все они пришли из старого партаппарата, принеся с собой из прошлого все самое плохое.

Запищал зуммер рации.

— Да, — прошептал Никольский.

— Бойцы на месте, ждите.

Минут через десять опять запищала рация. Никольский нажал кнопку.

— Вошли.

Загудел лифт и остановился этажом ниже. Миша Лепилов, мягко ступая кроссовками, осторожно спустился и заглянул на площадку.

Двое с тортом и цветами огляделись и позвонили в соседнюю квартиру.

Дверь открылась, и они вошли. Никольский со спецназовцами спустился на площадку третьего этажа. Через несколько минут дверь квартиры раскрылась, и парочка подошла к хоромам Рудермана. На площадку вышла блондинка лет тридцати, в джинсах и пестрой кофточке, она открыла дверь квартиры, впустила мужчин и пошла к своим дверям.

Спецназовец перепрыгнул через перила, схватил женщину и зажал ей рот.

— Тихо.

— Ключ, — скомандовал подошедший Никольский. — Мы из уголовного розыска. — Он достал удостоверение. — Кто в вашей квартире?

— Муж.

— С вами пойдет наш сотрудник, и если что… Поняли?

— Да, — перепуганно прошептала женщина.

— Пошли. — Никольский осторожно открыл дверь. Они вошли, и он прислушался.

Из коридора, ведущего налево, доносились голоса. Никольский выглянул из-за угла. В коридоре была открыта дверь в комнату. Оттуда доносился тихий механический гул.