Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

нет дуба — есть дубы,

нет потока — есть пот

оки,

нет фонаря — есть фонари.

Видно, что в окончаниях этих слов появляются разные буквы (в одном — «а» и «ы», в другом — «а» и «и», в третьем — «я» и «и»), да и с ударением все очень непросто: у слова дуб оно падает то на окончание, то на основу, у слова поток оно всегда на основе, а у слова фонарь — всегда на окончании, если только это окончание не нулевое. Именно это и выражают пометы. <…> Эти примеры демонстрируют только небольшую часть тех сложностей, с которыми мы сталкиваемся при описании русского склонения и спряжения, — и не случайно грамматический очерк, в котором все это подробно описывается, занимает 150 страниц в конце словаря».

— Всех удивлял этот поворот в Зализняке от индоевропеистики, которой он занимался и обучался в Париже, к сугубо русской тематике, — говорит Светлана Михайловна Толстая. — Он совершенно не слушал никаких этих курсов: ни современного языка русского, ни исторической грамматики, ни диалектологии — ничего. Все это было совершенно ему даже как-то не интересно и далеко от него. А интерес был к структуре языка. И он даже говорил, что его интересуют не языки — при его владении столькими языками его языки не интересуют: его интересует язык вообще, что это за устройство такое. А уж таким можно заниматься, я думаю, только на своем языке, вряд ли на каком-то другом — как бы ты его ни знал, этим заниматься невозможно.

Все это цепляется одно за другое, как в жизни, и в науке точно так же. Вот он там, в своем Париже, преподает русский язык французам. Но он же не может просто преподавать русский язык французам как носитель языка! И он начинает конструировать такой русский язык, который можно преподать французам, и делает этот словарь свой, совершенно замечательный русско-французский словарь маленький. Это тянет за собой, конечно, очень многое. Сделать словарь — это значит фактически построить и грамматику языка, причем каким-то очень экономным, элементарным способом, чтобы все туда вложить, а нигде не растекаться, так сказать, уместиться в рамки этого словаря. И вот это его приложение — грамматический очерк к этому словарю — это то, из чего вырос весь Зализняк дальнейший, включая историческую акцентологию. Такой дисциплины у нас не было вообще. Она постепенно возникала, но она возникла, конечно, из этого краткого очерка, потому что там надо было показать, какие слова какую схему ударения имеют и как уметь правильно ставить ударение в словах. А для того чтобы это понять, нужно было как-то весь русский язык препарировать так, чтобы сначала самому можно было понять, а потом это объяснить. Вот это стремление к наведению какого-то порядка, по-моему, очень важная его черта.

Об этом же Светлана Михайловна пишет и в некрологе, опубликованном на сайте Института славяноведения:

Работа с русским языком как предметом изучения началась для ААЗ с краткого очерка русского языка для французов, который он опубликовал в качестве приложения к учебному русско-французскому словарю, а сам словарь стал «побочным продуктом» стажировки во Франции. Именно из этого приложения тянутся нити ко всему дальнейшему блестящему пути Андрея Анатольевича как русиста. Уже работа над приложением показала, сколь неточны, неполны и противоречивы были описания морфологии русского языка в имеющихся грамматиках.

Его строгий ум не мог мириться с таким несовершенством, и он стал искать пути к более адекватному представлению языковых правил. Обнаружились и серьезные лакуны в науке о русском языке: в грамматиках полностью отсутствовали правила, касающиеся ударения. Единственным автором, работы которого по русскому языку были близки ААЗ, оказался репрессированный в 1930-е годы Николай Николаевич Дурново. В подходе, который избрал Андрей Анатольевич, главными были строгая логика и полнота фактических данных; ничто не должно было быть упущено, нужно было найти алгоритм построения правильных грамматических форм с учетом ударения — сначала исчерпывающий анализ реальных форм, а затем четкие правила их порождения.

«Чистый интерес и живой поиск»

Первый намек на склонность и талант Зализняка к придумыванию лингвистических задач можно найти в его дневниковых записях периода студенческой поездки в Париж. В ноябре 1956 года Зализняк записывает:

Вторник, 27-е. École Pratique des Hautes Études. Бенвенист: западный среднеиранский. Стиль и дикция Бенвениста так безупречны, что непонятные слова я вполне могу записать в транскрипции — с тем, чтобы подумать дома. Например, никак не мог сообразить, что значит часто повторяющийся отрезок [nõsit]. Дома все-таки догадался: это noms scythes (скифские имена)! Хорошая вышла задача: каким самым изысканным способом можно записать по-французски простенькое звучание [sit].

Светлана Михайловна Толстая рассказывает: